История психотерапевтического движения, или Кто защитит маленького?

Драматическая история психотерапии начинается с борьбы бихевиоризма и психоанализа. Бихевиоризм в терапии работал эффективнее психоанализа, но психотерапевты больше полюбили психоанализ, поскольку он приносил больше денег. Причина проста: бихевиористы вылечили или не вылечили человека, но это происходит быстро, после чего человек ушел, и у психотерапевта ни денег, ни работы. А психоанализ может быть фигней занимается, но он занимается увлекательно и долго. И пусть даже собственно результата раз за разом нет, но сам факт долгого нахождения пациента рядом с психоаналитиком является позитивным моментом.

Дело в том, что психоаналитики обычно — это высококультурные люди, и разговор с ними — это всегда приобщение к культуре. Это как со школой: польза школы часто не в том, что там даются хорошие учебные знания, а в том, что дети в это время отвлекаются от улицы и находятся рядом с учителями, по крайней мере под контролем.

Соответственно, психоанализ, оставаясь гораздо менее эффективной вещью, чем бихевиоризм, оказался с бизнес точки зрения более успешен. Это область, которая «лучше кормит», которая внутренне интересней и увлекательное поле для гуманитариев, и которая по дальнодействующему эффекту, с точки зрения культуры, даже оказалась, может быть полезней, интересней, чем бихевиоризм, потому, что здесь люди были долго привязаны и паслись рядом с психоаналитиками. Любопытно. Но, прошло сколько-то лет, лет сорок, 60-ые годы, и поток людей к психоаналитикам все уменьшается, и психотерапия оказывается в режиме некого кризиса, а зарабатывать хочется. Аарон Бэк, Альберт Эллис начинают работать интересней, эффективней, с хорошей рекламной и начинают большое чисто людей подгребать под себя, в первую очередь в Америке с ее громадным рынком, В Америке когнитивный поведенческий подход отодвинул психоанализ, представители когнитивно-поведенческого подхода заняли первые места и стали загребать основные деньги, работая в достаточной мере эффективно. Психоанализ приуныл.

И тут приходит Фредерик Перлз. Всю свою жизнь он был неудачливым психотерапевтом, никогда не был успешным, никогда не был богатым, прозябал в бедности и неуспехе. Но совсем в последние годы жизни он попал в Эсаленский институт, удивительное место в Биг Сур (Калифорния), где собрались в то время все творческие люди: там творил Тимоти Лири, Вернером Эрхардом сочинялся ЭСТ. И эти творческие люди, в первую очередь Ральф Хефферлин и Пол Гудмен, посмотрев на работу Перлза, предложили ему: «Слушай, ну-ка давай мы сейчас немножко отрихтуем, сделаем рекламную шапочку и выпустим супер продукт. Давай назовем это гештальт–терапия и для солидности привяжемся к гештальтпсихологии. Пусть потом эта гештальтпсихология скажет: «Ребят, вы чего, тут же и близко ничего к гештальту нет!» — не страшно, мы это дело замнем, представим дело так, что у нас есть даже научная база, и эту мифическую конструкцию под серьезным названием «гештальт-терапия» выпустим на рынок!»

Гештальт-терапия, как бизнес-модель, пошла успешно. Почему, в чем оказалась ее прелесть? Дело в том, что когда работал психоанализ, он работал с интеллектом, когда работали бихевиористы, они, занимаясь поведением, тоже по факту обращались к интеллекту клиентов, все они — разговорщики. А гештальтисты работают богаче — не только с интеллектом, но в большей части с чувствами и с телом. Это клиентам уже интереснее: там человек играет, касается, взаимодействует. А какая ж основная аудитория, которая потребляет психотерапию? Это женщины, а что больше всего любят женщины? Говорить о чувствах и обращать внимание на свое тело. И, как только Перлз выпустил гештальт, то все женщины, как мухи на варенье, полетели на телесную работу, на разговоры о чувствах, и где она в центре стала, абсолютно уникальная, со своим «Я», потому, что здесь работа с уникальностью. Это стало гениальной бизнес–моделью, которая оторвала по крайней мере Европу от всех остальных терапевтических направлений. В Америке гештальт-движение не особенно распространено, а в Европе гештальтисты съели и психоанализ, и когнитивщиков, и живут очень хорошо. Итак, они женскую аудиторию подобрали под себя и стали кормиться снова не плохо. При этом, в чем дополнительная прелесть гештальт подхода, как его сочинили умные люди из Эсалена? Во время помощи, которая происходит во время гештальт работы, для излечения конкретной проблемы, человеку параллельно вставляются установки — «раз–два–три», которые сейчас лечат, но которые через пару месяцев — полгода, вызовут новую проблему. Поэтому, как только они начали работать и привлекать людей, то все пациенты, клиенты, которые стали приходить к ним, начали накапливаться массовым образом и эти клиенты уже не теряются. Это система, которая воспроизводит себе клиентуру. Причем, что характерно, при честной работе каждого терапевта и он сам, честно, не делает ни какой гадости. Он отрабатывает честно технологию и ему даже головы не хватает увидеть, как заразу он вставляет. И видим, смотри, честная работа, эффективная работа помогает и много клиентов. И гештальт стал на коне. И, тем не менее, проходят годы и где–то лет десять назад снова гештальтисты видят, что основной рынок уже «подъели» и количество женщин, которое можно подхватить, уже маловато.

И тут приехал Хеллингер. Это третья бизнес-волна: расстановки. В чем его прелесть, в чем гениальность модели системных расстановок Берта Хеллингера? Я исхожу из того, что это абсолютно честный человек, абсолютно честный. И то, что он пожертвовал своей научной репутацией, когда стал защищать Гитлера… Для меня это показатель того, что он действительно так думает, он действительно верит в то, что он делает и ни какие гадости… Это на столько у меня в голове не укладывается, поэтому я исхожу из того, что это кристально честный человек, просто с таким виденьем жизни, мира и так далее. Но, сам того не подозревая, что же он изобрел? Он изобрел массовую, групповую психотерапию, где исполняется женский хор в греческом варианте. Когда работали гештальт–терапевты, они работали либо один на один, либо с малой группой — максимум пятнадцать человек, при этом каждый из участников был в достаточной мере одинок или пассивен, и много времени приходилось высиживать, только наблюдая работу с центральным персонажем. Хеллингер работает интереснее, он говорит: «Вы знаете, эта женщина имеет проблемы, но чтоб ей помочь, требуется помощь зала» И пять — десять человек из зала выходит и, самым живым образом обращаясь к своим чувством, то есть занимаясь любимым женским делом, начинают разыгрывать древнегреческий театр. В это же время психотерапевт абсолютно произвольным образом, чуть ли не по списку, поднимает самые горячие и больные темы для женщин, отзывающиеся в их сердце. Это тема абортов, тема обделенных любовью детей, темы измен и смертей. Это всего четыре темы, на которых вообще зиждется весь интерес женского сознания. Любую тему, которую не поднимет женщина в девяносто случаев из ста, психотерапевт сводит к этим четырем темам и хоть что, хоть у женщины энурез, хоть у нее там пузо болит, в любом случае все будет сведено к изменам, к не рожденным детям, к смертям и чему–то еще. После чего все женщины по сценарию должны плакать — и они начинают плакать. Чтобы делать такие сеансы один на один, это нужно быть просто Кашпировским, а в сценарии Хеллингера это делается элементарно. А когда организуется итоговый общий хор и плач, запускается организованное психотерапевтом давление на эту женщину, у женщины происходит излечение — просто как результат мощнейшего группового внушения. Итого: психотерапевт свои деньги отработал, женщина получила быстрый терапевтический эффект, ей действительно стало легче. Но есть и второе итого: этот сценарий для женщин привлекателен, как любой яркий и переживательный театр. Это даже лучше театра: тут каждая из сорока человек эмоционально включена, каждая действительно может хотя бы поучаствовать в общем хоре и каждая мечтает попасть в центр этой греческой трагедии! Женщины получают эту заразу всего за один сеанс, после чего записываются на очередные расстановки — и становятся уже в очередь, потому что спрос на расстановки уже превышает предложение. И чем более честно, ярко и красиво работает каждый порядочный психотерапевт, тем больше количество женщин больше не хотят быть здоровыми. Они обязательно найдут в себе болячку, чтобы оказаться главным персонажем греческой трагедии и чтобы хор склонился над именно над нею. И чем больше будет талантливых психотерапевтов, тем больше количество женщин будут мечтать найти в себе очередную проблему. Далее они заражают своих подруг, рассказывая: «Знаешь, как там классно проблемы решать?», притягивают их на эту заразу, поставляя честным психотерапевтам свежих клиентов. И количества заразы в культуре России увеличивается в геометрической прогрессии.

Все это плодится на фоне женской культуры и ее же множит, воспроизводит, усиливает. Психотерапевтическая установка становится основой уже российской культуры. Мужские взгляды и вопросы с точки зрения науки давятся уже на корню, быть мужчиной и научно мыслящим человеком становится уже неприлично. Вместе с женской культурой транслируется мифологическое и доисторическое мышление, шаманство в самом диком варианте. Нас теперь окружают духи, тонкие поля и эгрегоры, с нами рядом живут души предков, и с ними, как медиумы, общаются ведуны, то есть психологи нового поколения. Вся культура высшего образования, вся и любая наука уничтожается уже на корню. Посмотри в интернете, сейчас все рядом, в открытом доступе. Что коллеги психологи предлагают сегодня на рекламном портале Самопознание? Смотрим: «Квантовая магия — управление реальностью», «Снятие негативных родовых программ через ребефинг», «Исследование прошлых жизней», «Очищение ауры», «Снятие блоков с канала экстрасенсорного восприятия, развитие интуиции, телепатии и ясновидения», курс «Я — Ведьма» и «Тренировка интимных мышц». Научное мировоззрение — уже прошлый век. Как, вы еще не верите в тонкие миры, вы не чувствуете присутствие рядом с нами душ предков? И что вы не знаете, что такое синхронистичность? Возможно, скоро это будут изучать в вузах на факультетах психологии: гештальт-терапию там уже преподают, о поле рассказывают, очень скоро туда придет практика расстановок, появятся диссертации: «Возможные механизмы трансляции родовой истории семьи и законы Родового Поля по Хеллингеру».

Если же мы этого не хотим, если нам еще как-то дорог научный и просто разумный подход в науке и практике, наша задача охранять островки людей со здоровой психологической культурой, в которой еще: а) нет тотальной психотерапии; б) есть люди с остатками мужского мышления и в) уважается научный подход. Должен быть баланс. Должен быть баланс мужского и женского, баланс психотерапии и здоровой психологии развития. А пока у нас не баланс, сейчас перевес и перекос со счетом «девять к одному». Давление нарастает, ситуация становится критической, и возникает вопрос: «Кто защитит маленького?»