Гуманизм возник от сытости

Гуманизм никто не придумывал. Он возник сам. От сытости. Давно замечено: сытый зверь благодушен, голодный нервничает и рычит по пустяку. С тех пор, как над человечеством перестал реять черный призрак голода и появились мало-мальски развитые сельское хозяйство и медицина, из мрачной скорлупы средневековой дикости проклюнулся тонкий клювик гуманизма. А к XVIII веку птенец уже стоял на тонких ножках, неуверенно покачиваясь. И, будучи таким слабеньким, тем не менее, бодро поклевывал своего прямого конкурента — церковь. Сегодня же эта гордая и давно оперившаяся птица угрожает своим крючковатым клювом существованию всего человечества. И это не шутка. Гуманизм стал опасным.

Цивилизация породила гуманизм. Теперь этот гуманизм, переродившийся в идиотию, рискует погубить цивилизацию. ... И вскоре уже гуманизм начал принимать черты религии. В его догматах нынче не положено сомневаться. За нарушение этих догматов карают, а сама главная идеологема XXI века начинает перерождаться в свою противоположность — как любая идея, доведенная до абсурда.

Казалось бы, чем плох главный принцип гуманизма «любая жизнь драгоценна»? Ничем он не плох, как и религиозный принцип «не убий». Однако, по факту христианская цивилизация свой главный принцип никогда не соблюдала, прекрасно убивая врагов во славу господа. Более того, христианская цивилизация преспокойно практиковала массовые детоубийства, которые в крестьянском обществе заменяли аборты. Противозачаточных средств не было, медицина была не развита, поэтому наши прабабушки младенцев просто морили. Вот цитата из толстовского «Воскресения»: «Незамужняя женщина эта рожала каждый год, и, как это обыкновенно делается по деревням, ребёнка крестили, и потом мать не кормила нежеланно появившегося, не нужного и мешавшего работе ребёнка, и он скоро умирал от голода». Доктринальные установки требовали «не убий», а жизнь требовала иного — от уродливых, слабых и просто ненужных детей избавлялись: жертвовали малым, чтобы сохранить целое — семью и род. Именно такая неабсолютизация принципов позволяла обществу выживать. А что мы имеем сегодня?

Не так давно автор этих строк побывал на круглом столе, посвященном легализации оружия. Там были представители разных стран — передовых и отстающих, на примере которых можно было наблюдать принципиально разное отношение стран к принципу ценности человеческой жизни. В Эстонии оружие легализовано, каждый гражданин может носить на поясе пистолет или револьвер. И применять его в случае нападения, не раздумывая. Ни о каком превышении мер необходимой обороны речь не идет. Как, чуть утрируя, рассказал эстонец, судебная практика такова:

— Даже если будет двадцать свидетелей, что вы полчаса гонялись с пистолетом за напавшим на вас гопником, извели две обоймы, а потом насмерть забили его рукояткой пистолета, вам дадут три года условно. Потому что вы — добропорядочный человек, отец семейства, которому государство доверило оружие для поддержания порядка. У вас квартира, машина, дети, и с вами такая оказия случилась в первый раз. А тот, кого вы убили, был реальный гандон и пьяница. Налогов он на содержание государства не платил, и вы, по сути, оказали обществу услугу, избавив его от такого мусора.

Совершенно здоровое отношение, как видите. Потому что Эстония — страна не самая богатая и передовая. Теперь переместимся в передовую цивилизованную Англию, где оружие запрещено. Вот рассказ человека, который знакомился с юридической практикой англичан, выехав в страну туманов по линии российского МВД.

— Я в тамошней полиции спросил, как у них обстоят дела с самообороной. Полицейские тут же притащили реальное дело. Фабула такая... Мужик — добропорядочный толстый англичанин — снимает бабки в банкомате на улице. И как только он достал свои фунты, получил удар по башке бутылкой. На него напали двое арабских юношей. Один из них дал деру, а на второго толстый англичанин упал, придавив к земле. Вскоре подъехала полиция, потому что рядом стояла камера видеонаблюдения, и копы извлекли из под туши англичанина незадачливого преступника. «И англичанина оправдали!» — сказали английские полисмены. «В каком смысле оправдали? — Не понял я. — А в чем его вообще обвиняли?» — «Как в чем? В незаконном лишении свободы! Но на суде удалось доказать, что он не удерживал руками преступника, а просто случайно придавил его тушей.» Потом я много говорил с английскими юристами. Оказывается, у них есть такой принцип: человек считается свободным. И преступник даже в момент совершения преступления не лишается своих гражданских прав. Поэтому задерживать его силой на месте преступления нельзя. И причинять вред нельзя. Полицейские говорили об этом с кривой извиняющей улыбкой. Но потом я поговорил еще и с английской судьей — это была баба. И она уже без всякой ухмылки сожаления, а на полном серьезе гнала такую пургу, что я даже несколько раз пытался переспрашивать через переводчика, правильно ли я ее понимаю, потому как то, что она несла, только бредом и можно назвать. А судья, в свою очередь глядела на меня с недоумением, не понимая, чего мне непонятно. Короче, суть английской юриспруденции сводится к тому, что самое ценное на свете — человеческая жизнь. Поэтому нельзя убивать преступника ни при каких обстоятельствах — даже если он покушается на ваше здоровье, грозя сделать инвалидом. Нужно терпеть, потому что жизнь ценнее здоровья. «А если преступник покушается на мою жизнь? Могу я его убить?» — спросил я. «Нет, не можете, — ответила судья на голубом глазу и вполне серьезно. — Вас будут судить. Потому что не он вас убил, а вы его. Значит, ваше покушение на его жизнь было серьезнее, чем его, и вы ему причинили больший вред, чем он вам.»

Вот к чему приводит абсолютизация принципа ценности жизни в юриспруденции — к фактическому и торжеству преступника перед жертвой. А теперь посмотрим, к чему этот принцип приводит в медицине, и как отражается на выживаемости вида.

С развитием науки, медики научились бороться с детскими болезнями, и многие нездоровые дети, которые ранее просто помирали, стали доживать до возраста половой зрелости и передавать свои дефектные гены потомству. Естественный отбор перестал работать и включился отбор «неестественный» — отбор на худших. Ныне медицина выхаживает все более и более недоношенных младенцев, уродов, генетически дефективных… Генетики и педиатры бьют тревогу: уже сейчас в развитых странах практически не рождаются абсолютно здоровые дети — все они имею те или иные патологии развития. Еще несколько поколений и человечество выродится в самом буквальном смысле.

Казалось бы, есть выход. Его подсказывает наука: пренатальная диагностика и оплодотворение в пробирке. Однако, на гуманном Западе ныне правят бал не нормальные люди, а меньшинства. И поэтому, как сообщают газеты, «в ноябре 2000 г. европейское подразделение DPI, представляющее собой правозащитную организацию и включающую в себя объединения инвалидов из 130 стран, обратилось к общественности со специальным воззванием по поводу использования новых генетических технологий для выявления и селективного аборта плодов с врожденными и наследственными заболеваниями». Что же было в этом воззвании?

Протест! Инвалиды, осознавшие себя угнетаемым меньшинством, протестуют против пренатальной диагностики, позволяющей женщинам абортировать будущих инвалидов. Они считают, что выявление патологий плода во время беременности «оскорбляет человеческое достоинство инвалидов, ущемляет их жизненные права и рассматривает их как ненужное бремя».

И далее: «Уважающий себя народ не может осуществлять дискриминацию по причине наличия врожденной болезни как у детей и взрослых лиц, так и у нерожденных младенцев. Поэтому аборт, имеющий евгеническую цель не допустить рождения больных детей, следует отнести к разновидностям преднамеренного убийства».

У них даже название этому появилось: «генетическая дискриминация».

С тем же градусом негодования современные гуманисты выступают и против экстракорпорального оплодотворения. Идея такова: из массы оплодотворенных в пробирке отцовскими сперматозоидами материнских яйцеклеток выбирают наиболее удачную в генетическом отношении и подселяют в матку. (Беда только в том, что и материнские утробы нынче тоже не блещут качеством, будучи не в состоянии выносить плод. Но наука обещает через полвека-век построить биореакторы для вынашивания.) Казалось бы, проблема решена?

Ан нет! Тут же вмешивается треклятый гуманизм и устами разных обществ по защите прав инвалидов начинает раздувать в СМИ истерику, требуя даже не запрета оплодотворения в пробирке, а запрета отбора наиболее здоровых генетически зародышей. Потому что это, якобы, нарушает права инвалидов! Это геноцид неполноценных, понимаете? Так, например, Ян Мюррей, руководитель Общества по защите нерожденных детей (!) заявил: «Мы решительно выступаем против подобной практики!»

Почему? А вот почему: «Данная процедура не несет никакой терапевтической ценности, а лишь напоминает евгенику. Эта практика не помогает лицам с ограниченными возможностями, а убивает их. Шестьдесят лет назад люди осуждали нацистских врачей за евгенику. Генетические анализы, предшествующие имплантации, ничем не лучше».

Ему вторят лево-розовые журналисты: «Больные гены не лечат, а врачи просто убивают эмбрионы, в которых они обнаружены, и имплантируют здоровые». Представляете, какие преступники эти врачи? Они имплантируют женщине здоровые эмбрионы, вместо того, чтобы подсаживать дефективные! Дискриминация прав будущих инвалидов!..

«Разве может человек сначала создавать другого человека, а затем становиться его палачом?» — возмущается английская журналистка Кэти Грант. Для нее оплодотворенная в пробирке яйцеклетка — уже человек!

Безумие. Чистое безумие…

Цивилизация породила гуманизм. Теперь этот гуманизм, переродившийся в идиотию, рискует погубить цивилизацию.