Игровая борьба и ее роль в развитии социального поведения ребенка

Второй пример этологического анализа детского поведения — работа М. Боултона и П. Смита [Boulton, Smith, 1992]. Эти авторы анализируют природу игровой борьбы и игры-преследования (оба явления объединяют под названием «грубая игра»). Боултон и Смит считают, что гормональные механизмы оказывают существенное влияние на мотивацию к грубой игре. Воздействие мужских половых гормонов на плод приводит к тому, что в раннем детском возрасте мальчики получают больше удовольствия от грубой игры, чем девочки. Воздействие мужских половых гормонов на женский плод существенно ниже, отсюда следует и меньшая заинтересованность девочек в грубой игре. Показательно, что девочки, испытавшие сильное воздействие андрогенов в пренатальный период, чаше демонстрируют повышенную физическую активность и предпочитают мальчишеские игры, в том числе и игровую борьбу [Моnеу, Ehardt, 1972].

Предположение о том, что более высокий уровень грубой игры у мальчиков — результат направленного воспитания со стороны родителей, не находит реального подтверждения. Наблюдения за детьми в возрасте от 20 до 24 месяцев в домашних условиях (всего исследовано 12 мальчиков и 12 девочек) показали, что родители примерно с одинаковой частотой реагируют положительно на грубую игру детей обоих полов [Fagot, 1978]. Избирательное стимулирование грубой игры у мальчиков может происходить в более позднем возрасте — после трех лет, когда отчетливо прослеживается рост частоты грубой игры отца с сыновьями. С другой стороны, такая стимуляция со стороны родителей может являться ответной реакцией на более выраженный интерес мальчиков к игровой борьбе по сравнению с нормальными девочками (вспомним о связи между мужскими половыми гормонами и ориентацией на большую физическую активность).

Вторым важным механизмом в формировании моделей поведения (грубой игры в данном случае) является подражание и усиление. Наблюдения за двумя общинами, говорящими на языке запотек в Мексике, показали, что модели агрессивного и дружелюбного поведения в значительной мере передаются от поколения к поколению, и их проявление регулируется взрослыми [Fry, 1987]. Если взрослые (прежде всего родители) применяют физические наказания для контроля поведения детей, то такая модель поведения усваивается в процессе воспитания [Bandura, 1973]. Как было показано на примере общин Ла Пас и Сан Андрес [Fry, 1994], родители из более миролюбивого сообщества реже применяли физическое наказание к детям, но чаще прибегали к методам устного убеждения и пояснения. Жители из мирного сообщества Ла Пас неодобрительно относились к агрессии у детей и даже грубую игру считали явлением негативным. Напротив, родители из общины Сан Андрес, хоть и не одобряли агрессию между детьми, но полагали, что она является неизбежной и составляет часть детской природы. Одна из местных женщин, наблюдая, как сыновья бросались друг в друга камнями, мимоходом заметила «Мальчики всегда дерутся». Наблюдения за детьми в возрасте от трех до восьми лет показали, что в Сан Андрес дети дерутся в два раза чаще. Модель, которую демонстрируют дети, зеркально отражает поведение родителей. По наблюдением того же исследователя, жители Ла Пас были менее склонны к физическим агрессивным контактам, а если начинали драться, то были способны вовремя сами остановиться, не дожидаясь, когда их растащат окружающие. Способность осваивать социальные модели поведения в раннем детстве и формировать адекватный стиль общения — важнейшая, этологическая универсалия. Аналогичные процессы действуют и в сообществах у общественных животных. Детеныши перенимают стиль поведения окружающих и их жизненный успех во многом этим обусловлен. Хотя набор элементов поведения (этограмма) — характеристика видоспецифическая, контекст использования конкретного элемента и eгo частота могут сильно варьировать в зависимости от социального опыта и социального окружения. Ваал и Йоганович показали, что уровень примирения у подростков одного вида макаков (макаков резусов) можно сильно модифицировать (повысить), если воспитывать их в группе подростков другого вида (макаков бурых), отличающегося более высокой социабильностью, повышенной социальной терпимостью и выраженной ориентацией на поддержание социальной стабильности [Waa1, Johanowicz, 1993].

Дети способны распознавать враждебные и игровые намерения партнера и редко путают грубую игру и настоящую агрессию. Этому способствуют разные мимические выражения, сопровождающие ту и другую активность (улыбка и смех в случае игры, нахмуренные брови и пристальный взгляд в агрессивном контексте).

Грубая игра, по-видимому, встречается во всех человеческих обществах. Она могла возникнуть в эволюции человека как поведение, позволяющее уже с раннего возраста тренировать навыки, необходимые в ситуации внутривидовых агрессивных контактов. Реверсия ролей, своего рода «поддавки», когда противники меняются ролями, отмечается у разныx видов приматов (гусаров, павианов, гиббонов), равно как и у детей из разных культур (английской, американской, запотеков Мексики). Возможно, важной функцией грубой игры является формирование навыков кооперации и компромисса, позволяющих получать выгоду от такой тренировки обоим партнерам.