Агрессия и урегулирование социальных отношений в коллективе

Проблемы агрессии и ее урегулирования в обществе постоянно занимают специалистов в области наук о поведении. Этологи — не исключение из этого правила. Именно они в последние годы наиболее активно занимаются поиском общих механизмов поддержания социального равновесия в группе. Важнейшим вопросом является анализ поведенческих взаимодействий, происходящих сразу после конфликтов. В частности, этологи, применяя эволюционный подход, пытаются ответить на вопрос, почему люди примиряются. Существуют две основные гипотезы, объясняющие функциональные аспекты пост-конфликтого аффилиативного поведения. Одна из них, предложенная Д. Силк [Silk, 1998], предполагает, что первый аффилиативный сигнал имеет своей целью сообщить партнеру, что конфликт окончен, агрессор больше не представляет реальной угрозы. Вторая гипотеза, гипотеза восстановления социальных отношений, предполагает, что вероятность дружественных контактов после конфликта в значительной степени зависит от качества социальных отношений в данной паре и предполагает более сложные мыслительные процессы в основе этого яв­ления [Waal, Yoshihara, 1983].

Aнaлиз пост-конфликтного поведения, проведенный приматологами, показал, что у одних видов обезьян (зеленые мартышки, макаки яванские, лапундеры, японские и др.) родственные особи чаще демонстрируют аффилиативное поведение вскоре после конфликта друг с другом, чем не родственные индивиды [Cheney, Seyfarth, 1989; Judge, 1991; Коуаmа, 1997]. В других исследованиях показано, что предпочтительное примирение с родственниками у некоторых видов может отсутствовать (макаки бурые и маготы, группа подростков яванских макаков) [Aureli et al., 1997; Сords, 1988; Waa1, Ren, 1988]. Конечно, социальные связи родственников или друзей более прочны по сравнению с нейтральными членами группы, мелкие ссоры или конфликты реально не приводят к распаду этих связей. Напротив, нейтральные соплеменники склонны реагировать на конфликты самым серьезным образом и впоследствии избегать общения с друг с другом. Дружественные пост-конфликтные контакты и ритуальные просьбы о прощении — единственный шанс восстановить социальные связи в этом случае. Там, где социальные отношения более жесткие и альянсы с родст­венниками — первейшая жизненная необходимость при конкуренции на внутригрупповом уровне, практикуется преимущественное примирение с родственниками; у тех видов, где внутригрупповые связи эгалитарные и иерархические отношения менее жесткие, весь упор делается на сохранение связей с неродственными членами группы, отсюда и большая заинтересованность в примирении с последними.

Традиционные работы по агрессии в детских коллективах за последние несколько десятилетий существенно пополнились данными о способах разрешения конфликтов. Основные сведения были получены путем опросов или при наблюдении за детьми в ситуации эксперимента (ограниченный доступ к привлекательному предмету). Однако, чтобы понять общие закономерности пост-конфликтного поведения у детей, необходимо вести наблюдения в естественном окружении (в группе знакомых сверстников). Этологические подходы в этом контексте оказались исключительно продуктивными. Приведем пример наших собственных исследований, чтобы показать, чем этологические подходы отличаются от социологических и психологических.

Наблюдения проводились приблизительно одновременно в нескольких странах — России (русские и калмыки), США, Италии и Швеции (Бутовская, Козинцев, 1998; Butovskaya, Kozintsev, 1999; Verbeek, 1997; Lunardini, in press, Lindqvist-Forsberg et а1, in press]. Во всех случаях, за исключением Швеции, методика наблюдений была сходной и давала возможность сопоставлять поведение детей после ссоры с их обычных общением. В качестве дополнительного источника информации послужили видеоархивы И. Айбл-Айбесфельдта по бушменам !ко и !кунг Калахари, а также по химба, традиционным скотоводам Намибии.

Дети после конфликта часто примиряются друг с другом, даже если сразу после ссоры они прерывают общение и уходят. Речь идет именно о примирении, то есть повышенной потребности в дружественных контактах с бывшим противником, а не о случайных дружественных контактах с последним. Феномен примирения в разных культурах по многих базовым показателям являлся сходным. Можно, видимо, говорить о наличии универсальной предрасположенности к восстановлению мира у детей. Во всех анализируемых культурах дети демонстрировали выраженную тенденцию к дружественным социальным контактам в течение 2-3 минут после кон­фликта. Этот интервал сходен с аналогичным интервалом примирения у других приматов, что говорит о возможных филогенетических корнях данного явления.

Способ, которым дети примиряются, равно как и исходная реакция на агрессию, может сильно варьировать от культуре к культуре. Бушмены !кунг и !ко Калахари (взрослые и подростки) реагировали на агрессию малышей (возраст от 11 месяцев до 3 лет) улыбкой, смехом, пассивным избеганием (закрывались рукой от ударов), или старались переключить внимание драчуна на другие действия. В аналогичной ситуации, химба, традиционные скотоводы Намибии, пытались остановить ребенка словами, фиксируя руку дерущегося или даже реагировали агрессией на агрес­сию (например, в ответ на удар веткой, тоже брали ветку и давали сдачу). Спонтанная реакция примирения в первые минуты после конфликта прослеживалась и в том, и в другом случае. Касания, объятия, поглаживания, поцелуи, улыбка, смех, заглядывание в глаза — далеко не полный перечень способов налаживания отношений. Отдельные стратегии примирения были культурно-специфичны. Так, дети в русской и калмыцкой культурах использовали для примирения ритуальные стишки-мирилки. Шведские лети — обычные считалки, специально подгоняя выигрышный расчет таким образом, чтобы он пришелся на бывшего соперника. Для этих же целей старшие дети у бушменов использовали характерный дружелюбный жест (касались кончиками пальцев за ухом, проводили вниз по шее и под подбородком бывшего соперника. Обиженного малыша брали на руки, катали на спине, ласково разговаривали. Для примирения дети химба просто подходили к противнику, улыбались, делились предметами или возвращали отобранное пострадавшему. Приглашение к совместной игре и попытка рассмешить бывшего соперника повсеместно являлись надежной пост-конфликтной стратегий.

Тенденция к примирению с возрастом усиливается. Уже в возрасте 5-7 лет дети способны поддерживать социальное равновесие в группе и заботится о восстановлении нарушенных связей с окружающими. С формированием теории познания, у детей примерно шесть лет и старше, про­исходят постепенные изменения в стратегиях примирения. Как показывают наши данные, реальное поведение 6-7 летних школьников обнаруживает отчетливые несоответствия с индивидуальными представлениями о нормах поведения в пост-конфликтной ситуации. Если в реальной жизни дети демонстрировали выраженную ориентацию на дружественные контакты с бывшим противником вскоре после ссоры, то в интервью настаивали на том, что должны выдержать паузу (подождать 3 часа, несколько уроков и даже несколько дней), «нe уронить себя в глазах другого», дождаться, когда обидчик первый подойдет».

В традиционных культурах дети провопят много времени в смешанных по возрасту коллективах (это не только сверстники, но и более старшие или младшие мальчики и девочки). В этих условиях роль медиатора (мирителя) значительно более выражена. Старшие дети вмешиваются в конфликты младших и останавливают их, если конфликты слишком затягиваются или становятся опасными. Тот факт, кто у калмыцких детей выявлена большая частота участия третьего ребенка в примирении (мирителя), указывает на большую сохранность традиционных установок в этой культуре по сравнению с русской, американской или шведской.

Общая предрасположенность к примирению, по всей видимости, может модифицироваться культурной средой и социо-экологическими факторами, однако, сама способность к успешному освоению правил конкретной культуры в раннем возрасте также является универсалией. Индивиду­альный успех ребенка в будущей взрослой жизни зависит от того, насколько быстро и успешно он осваивает нормы поведения, принятые в данном обществе.

Наши данные показали, что дети в возрасте 6-7 лет следуют именно этой схеме. Вопреки расхожему мнению, близкие друзья менее склонны к примирению, чем просто знакомые или те, кто редко поддерживает друг с другом регулярные дружественные контакты [Butovskaya, Kozintsev, 1999]. Сходные данные об отсутствии селективных предпочтений при обмене аффилиативными жестами после конфликта между друзьями и всеми остальными членами группы получены и в наблюдениях за немецкими дошкольниками [Grammer, 1997].

Универсальные принципы примирения, выявленные у многих видов приматов и описанные у детей, имеются в наличии и у взрослых людей. Данные из области лингвистики и социальной психологии, собранные при опросах, подтверждают справедливость такого заключения. Похоже, что функция извинений также отвечает требованиям гипотезы восстановления социальных отношений. Холмс [Holmes, 1990], анализируя английские слова извинения, приходит к выводу, что цель последних — психологическая компенсация за нанесенный ущерб и восстановление социального равновесия с партнером. Барнленд и Йосиоко [Barnland, Yoshioko, 1990] просили американских и японских студентов оценить влияние извинений на социальныe отношения партнеров. Подавляющее большинство студентов (80 % американцев и 90 % японцев) сообщили, что после извинений отношения с бывшим соперником налаживались или даже становились более тесными, чем до ссоры. В то же самое время извинения перед родителями носят более формальный характер, скорее всего, в этой ситуации срабатывает механизм повышенной прочности социальной связи [Barnland, Yoshioko, 1990]. Как и в случае с близкими друзьями, этим отношениям мало что угрожает и они будут восстановлены без особых усилий в силу жизненной необходимости.