Свобода — не вседозволенность

Саморегуляция ребенка противоположна внешней регуляции. Саморегуляция означает право ребенка жить свободно, без внешнего давления — физического или психологического. Следовательно, ребенок ест, когда голоден, приобретает привычки чистоплотно­сти, когда захочет, на него никогда не кричат и не поднимают руки, он всегда любим и защищен. Ска­занное звучит легко, естественно и прекрасно, однако поразительно, как много молодых родителей, ревностно отстаивающих эту идею, умудряются по­нимать ее превратно.

Например, четырехлетний Томми лупит по кла­вишам соседского пианино деревянным молотком. Любящие родители оглядываются с торжествую­щей улыбкой, которая означает: разве не удиви­тельна саморегуляция этого ребенка?

Другие родители считают, что их полуторагодо­валого ребенка никогда не следует укладывать спать, поскольку это было бы насилием над природой. Пусть он бодрствует, сколько хочет, а когда рухнет, мать от­несет его в постель. На самом деле ребе­нок все больше устает и возбуждается. Он не может сказать, что хочет спать, ибо еще не умеет выражать свою потребность слова­ми. В конце концов уста­лая и разочарованная мать хватает его на руки и та­щит плачущего в постель. Одна молодая пара, счи­тающая себя адептом моего учения, пришла ко мне с во­просом, хорошо ли будет, если они установят в детской по­жарную сигнализацию. Приве­денные примеры показывают, что любая идея, будь она старой или новой, опасна, если не со­четается со здравым смыслом.

Только полный идиот, если ему поручить маленьких детей, позволит оставить незарешеченными окна в спальне или открытым огонь в детской. И все же до­вольно часто молодые поборники саморегуляции, посещая мою школу, возмущаются недостаточной свободой у нас, потому что мы запираем ядовитые вещества в шкафах или запрещаем игры с огнем. Все движение за свободу детей омрачается и дис­кредитируется тем, что слишком многие поборни­ки свободы витают в облаках.

Один такой адепт выразил мне недавно свое возмущение тем, что я накричал на трудного семи­летнего мальчика, который стучал по двери моего кабинета. По мнению возмущавшегося, я должен улыбаться и терпеть шум, пока ребенок не изживет свое желание барабанить по дверям. Я действитель­но провел немало лет, терпеливо снося деструктив­ное поведение трудных детей, но делал это в каче­стве их психотерапевта, а не просто человека. Если молодая мать считает, что ее трехлетнему ребенку следует позволить разрисовать входную дверь крас­ными чернилами на том основании, что таким об­разом он свободно самовыражается, значит, она не способна ухватить самый смысл саморегуляции.

Помню, мы с другом были в театре Ковент-Гарден. Во время первого отделения девочка, сидевшая перед нами, громко говорила что-то отцу. В антрак­те я нашел другие места. Друг спросил меня: «А что бы ты сделал, если бы так вел себя один из учени­ков Саммерхилла?» — «Велел бы ему заткнуться», — ответил я. «Тебе не пришлось бы этого делать, — сказал мой друг, — потому что они не стали бы так себя вести». И я думаю, что никто из них действи­тельно не повел бы себя так.

Как-то одна женщина привела ко мне свою се­милетнюю дочь. «Мистер Нилл, — сказала она, — я прочла каждую написанную вами строку, и еще до того, как Дафна родилась, я решила вырастить ее в точности по вашим идеям». Я взглянул на Дафну, которая стояла на моем рояле в грязных ботинках. Оттуда она совершила прыжок на софу и чуть не пробила ее насквозь. «Вы видите, как она естествен­на, — восхищенно прокомментировала мать. — На­стоящий ребенок, воспитанный по Ниллу». Боюсь, я покраснел.

Именно различие между свободой и вседозво­ленностью и не могут ухватить многие родители. В строгой, суровой семье у детей нет никаких прав, в испорченной семье у них есть права на все. Хоро­ша та семья, в которой у детей и взрослых равные права. Это справедливо и для школы. Еще и еще раз следует подчеркнуть, что предоставить ребенку сво­боду и портить ребенка — разные вещи. Если трех­летний ребенок хочет пройтись по обеденному сто­лу, вы просто говорите ему, что он не должен этого делать. Он обязан подчиниться, это верно, но и вам следует подчиниться ему, когда это необходимо. Я ухо­жу из комнат малышей, если меня об этом просят.

Для того чтобы дети могли жить в согласии со сво­ей внутренней природой, от взрослых требуется опре­деленное самопожертвование. Здравые родители на­ходят какой-то компромисс. Вздорные родители ли­бо лютуют, либо портят детей, отдавая им все права.

На практике расхождение интересов между ро­дителями и детьми может быть смягчено, если не вполне разрешено, честным обменом. Зоя (моя дочь) уважала мой стол и не проявляла никаких поползновений поиграть с моей пишущей машинкой или бумага­ми. В ответ я уважал ее детскую и игрушки.

Дети очень мудры и рано принимают социаль­ные правила. Их не следует эксплуатировать, как это часто делается, когда один из родителей кри­чит: «Джимми, принеси мне стакан воды!» — в тот момент, когда ребенок находится в самом разгаре увлекательной игры. Непослушание в большой ме­ре связано с тем, что родители сами неправильно обращаются с детьми.

Зоя, когда ей было чуть больше года, прошла че­рез период огромного интереса к моим очкам — она постоянно стаскивала их с моего носа, чтобы по­смотреть, что это такое. Я не возражал, ни взгля­дом, ни голосом не показывал никакого беспокой­ства. Вскоре она потеряла всякий интерес к моим очкам и больше никогда их не трогала. Несомненно, прикажи я не трогать очки или, еще хуже, ударь по маленькой ручонке, ее интерес к очкам сохранился бы, смешавшись со страхом передо мной и протестом против меня. Моя жена позволяла брать свои хрупкие укра­шения. Девочка играла с ними осторожно и редко что-нибудь ломала. Она по­степенно сама выясняла, как следует обращаться с вещами.

Конечно, саморе­гуляция имеет пределы. Мы не можем позволить шестимесячному ребенку обнаружить на собствен­ном опыте, что горящая сигарета больно жжется. Не нужно и предупрежда­юще кричать в подобном слу­чае. Здраво — без шума устра­нить опасность.