Современный подход к ценностному процессу (Роджерс, Фрейберг)

Глава 14. Современный подход к ценностному процессу

Работа педагога (учителя и воспитателя), как и работа психотерапевта, сложным и неразрывным образом связана с проблемой ценностей. Школу всегда относили к средствам, благодаря которым одно поколение передает свои культурные ценности другому. Однако теперь этот процесс нарушен, и многие молодые американцы объявляют себя «исключенными» из действующей в современном мире системы ценностей, которая, на их взгляд, насквозь лицемерна и бесперспективна. Как же педагоги (да и обычные люди) должны ориентироваться в этой сложной и запутанной проблеме?

Однажды, много лет тому назад, во время отпуска на Ямайке, наблюдая многообразную жизнь моря и не менее чарующий процесс развития трех моих внучек, я предпринял попытку написать эссе по данной проблеме, основываясь главным образом на своем опыте в области психотерапии (Сокращенный вариант этой главы был впервые опубликован К. Роджерсом в виде статьи: Toward а Modern Approach to Values // J. of Abnormal and Social Psychology. 1964. Vol. 68. Р. 160 — 167.).

Когда эссе было закончено, я почувствовал, что совершенно не удовлетворен им. Однако оно, как мне кажется, выдержало испытание временем, и теперь мне нравится его авантюрный характер. Я чувствую, что в этом эссе, как и в нескольких других своих статьях, я сказал больше, нежели «знал умом», и моему интеллекту позже приходилось «догонять» то, что я уже написал. Я обнаружил также, что многие люди восприняли этот текст как весьма значимый для них. Не скажу, что тогда я отчетливо предвидел тот огромный сдвиг в ценностях, который столь сильно изменил нашу культуру, и, тем не менее, я глубоко убежден, что кое-что предчувствовал.

Социолог Дэниэл Янкелович, изучивший огромные массивы данных из национальных опросов начала 1980-х годов, попытался обрисовать некоторые аспекты этого изменения. Он пишет, что в поиске новых смыслов, охватившем примерно 80% всего взрослого населения Америки, выражается общенациональный настрой на экспериментирование: «Это выглядит так, как если бы десятки миллионов людей... одновременно решили провести над собой рискованные эксперименты, использовав для этого единственный доступный для них материал — свою собственную жизнь» (Yankelovich, 1981. Р. 39). Вывод, как мне кажется, говорит сам за себя, и в этой главе я покажу, каким образом происходит такое изменение в ценностях, а также рассмотрю отдельные его последствия, которые, скорее всего, будут восприняты культурой.

Современное общество явно озабочено проблемой ценностей. Почти в каждой стране молодежь испытывает глубокую неуверенность относительно своей ценностной ориентации: ценности, связанные с различными религиями, утратили значительную долю своего влияния; в каждой культуре умудренные опытом люди кажутся неуверенными и озадаченными, когда речь заходит о целях, к которым они традиционно испытывали уважение. Чтобы увидеть причины этого, не надо заглядывать слишком далеко. Мировая культура во всех своих аспектах представляется все более изученной и относительной; неизменные и абсолютные ценностные понятия, пришедшие к нам из прошлого, кажутся анахронизмом. Но, может быть, еще важнее тот факт, что современного человека со всех сторон теснят противоречивые ценностные системы. Больше нет той возможности, какая была в не столь отдаленном историческом прошлом: с комфортом устроиться в системе ценностей своих предков, или своего сообщества, или своей религии и жить, не задумываясь о ее природе или предпосылках.

Не удивительно, что в этой ситуации ценностные ориентации, наследуемые из прошлого, дезинтегрируются и впадают в коллапс. Люди задаются вопросом, существуют ли и могут ли существовать универсальные ценности. Зачастую возникает ощущение, что современный мир утратил саму возможность выработать какое-либо общее межкультурное основание для ценностей. Один из естественных результатов этой неуверенности и запутанности — усиление озабоченности, интереса и поиска обоснованного, осмысленного подхода к ценностям, способного выстоять в современном мире.

Я разделяю эту общую озабоченность. У меня также есть некоторый опыт решения определенных ценностных проблем, возникающих в моей профессиональной области, и я хочу попытаться сформулировать собственный довольно скромный подход ко всей этой проблеме. Я наблюдал изменения в подходе к ценностям по мере того, как человек развивается от младенчества к взрослости. Я наблюдал и дальнейшие изменения, когда (при счастливом стечении обстоятельств) человек продолжает развиваться в направлении подлинной психологической зрелости. Многие из этих наблюдений основываются на моем опыте педагога и терапевта, имеющего редкую возможность видеть пути, по которым люди идут к более полной жизни. Из этих наблюдений я извлек несколько основополагающих идей, которые могут составить новое понятие ценностного процесса — более здравое и логичное для современного мира. Я начал с того, что частично представил некоторые из этих идей в предшествующих публикациях (Rogers, 1951, 1959); сейчас я хочу изложить их более отчетливо и развернуто. Подчеркну, что моя позиция, позволившая мне сделать все эти наблюдения, имеет преимущество перед позицией ученого или философа: мои формулировки опираются на мой опыт работы в качестве человека, лично наблюдавшего рост, изменение и развитие.

Некоторые определения ценностей

Прежде чем представить некоторые из этих наблюдений, попытаюсь, насколько это возможно, прояснить, что я имею в виду под ценностями. Существует много определений ценностей, однако я счел наиболее приемлемыми определения Чарльза Морриса (Morris, 1956). Он указывает, что «ценность» — это термин, употребляемый в разных смыслах. Мы используем его, чтобы обозначить свойственную живым существам тенденцию демонстрировать своими действиями предпочтение одного объекта (цели) другому. Моррис называет это предпочитающее поведение действующими (operative) ценностями. За ним не стоит какое-либо когнитивное или понятийное мышление. Оно представляет собой простой ценностный выбор, проявляющийся на уровне поведения: организм выбирает один объект и отвергает другой. Когда земляной червь, помещенный в простой Y-образный лабиринт, выбирает гладкое ответвление Y вместо ответвления, покрытого наждачной бумагой, он обнаруживает действующую ценность.

От первых отличаются так называемые знаемые (conceived) ценности. Это предпочтение индивидом того или иного символического объекта. Обычно в подобном выборе индивид обнаруживает антиципацию (предвидение) в отношении результата поведения, направленного к такому символическому объекту. Предпочтение «честности как лучшей политики» является такой знаемой ценностью.

И, наконец, объективные (objective) ценности. Люди используют слово «ценность» в данном смысле, когда хотят сказать о чем-то объективно предпочтительном — безотносительно к тому, насколько объект на самом деле ощущается или понимается как желаемый. То, о чем я буду писать в этой главе, почти не касается этого последнего определения. Меня, напротив, больше занимают взаимоотношения ценностей действующих и знаемых.

Ценностный процесс у младенца

Сначала позвольте мне поговорить о младенце. Живое человеческое существо на начальном этапе своего развития имеет ясный подход к ценностям. Оно предпочитает одни вещи и впечатления и отвергает другие. Изучая его поведение, мы можем прийти к выводу, что оно предпочитает те фрагменты своего опыта, которые поддерживают, усиливают или актуализируют его организм и отвергает те, которые не служат этой цели. Понаблюдав за ним некоторое время, мы увидим следующее:

Голод оценивается отрицательно. Эту свою оценку младенец выражает громко и ясно.

Пища оценивается положительно. Но когда наступает насыщение, пища оценивается отрицательно: то же самое молоко, к которому младенец так страстно стремился, теперь выплевывается, материнская грудь, представлявшаяся столь желанной, теперь отвергается, и младенец отворачивается от соска с забавным выражением недовольства и отвращения на личике.

Он ценит защищенность, а также когда его держат и поглаживают, что, по-видимому, дает ему это ощущение защищенности.

Он ценит новые впечатления как таковые, сами по себе; это видно по тому явному удовольствию, какое он получает от изучения пальцев своих ног, от поисковых движений и от бесконечного любопытства.

Он явно отрицательно оценивает боль, горькие вкусовые ощущения и неожиданные громкие звуки.

Все эти факты общеизвестны, но давайте посмотрим, что они говорят нам о подходе младенца к ценностям. Прежде всего, этот подход является гибким, изменяющимся ценностным процессом, а не фиксированной системой. Младенец любит пищу и не любит ту же пищу. Он ценит безопасность и покой и отвергает их ради новых впечатлений. По-видимому, наилучшим образом такой подход может быть описан как самоценностный процесс, в котором каждый элемент, каждый переживаемый момент учитывается, отбирается или отвергается в зависимости от того, ведет ли он к актуализации Я или нет. Это сложное взвешивание опыта представляет собой явно органическую, а не сознательную, символическую функцию. Это действующие, а не знаемые ценности. Но, тем не менее, данный процесс имеет дело со сложными ценностными проблемами. Хочу напомнить вам об эксперименте, в котором перед младенцами выставляли двадцать или более того тарелок с различной натуральной (то есть лишенной вкусовых добавок) пищей. Через некоторое время младенцы начинали явно отдавать предпочтение тем разновидностям пищи, которые способствовали их выживанию, росту и развитию. Если какое-то время ребенок употреблял пищу, богатую крахмалом, то вскоре он уравновешивал эту диету белковой пищей. Если на какое-то время он выбирал пищу, содержащую какой-то витамин в недостаточном количестве, то позднее он находил еду, богатую именно этим витамином. В своих ценностных выборах он использовал мудрость своего тела; или, если говорить точнее, физиологическая мудрость тела руководила его поведением, приводя в результате к тому, что мы рассматриваем в качестве объективно обоснованных ценностных выборов.

Другой аспект младенческого подхода к ценностям состоит в том, что источник (локус) ценностного процесса определенно располагается в нем самом. В отличие от многих из нас он знает, что ему нравится, а что не нравится, и исходная точка этих ценностных выборов находится непосредственно в нем. Он — центр ценностного процесса; основания для выбора ему предоставляют его собственные органы чувств. В этом смысле он не испытывает влияния ни со стороны родителей, имеющих свои представления о том, что ему следовало бы предпочесть, ни со стороны церкви, ни со стороны лучшего эксперта в данной области или рекламной фирмы. Его организм, опираясь на собственный опыт, говорит без слов: «Это хорошо для меня», «Это плохо для меня», «Это мне нравится», «Это мне явно не нравится». Если бы младенец каким-то образом узнал про нашу озабоченность проблемой ценностей, он бы рассмеялся. Как это кто-то не может понять, что ему нравится, а что не нравится, что хорошо для него, а что нет, что важно, а что не имеет значения?!

Изменение ценностного процесса

И что же случается с этим высокоэффективным, хорошо обоснованным подходом к ценностям? Какая последовательность событий приводит к тому, что большинство из нас, становясь взрослыми, меняет его на более косный, сомнительный и неэффективный? Позвольте мне попытаться кратко описать один из основных, но моему мнению, способов того, как это происходит.

Младенец нуждается в любви, жаждет ее и расположен вести себя так, чтобы это желанное переживание повторялось. Но в связи с этим возникают определенные осложнения. Мальчик тянет за волосы свою совсем маленькую сестренку и испытывает удовлетворение, когда слышит ее громкий плач и протесты. Затем он слышит, что он «озорник, плохой мальчик», а далее следует шлепок по рукам. Он лишен любви. По мере того как это повторяется и в связи с многочисленными случаями подобного рода, он постепенно научается следующему: то, что ощущается как хорошее для него, часто является плохим в глазах других людей. Затем делается очередной шаг, когда он усваивает по отношению к самому себе установку, аналогичную той, которой придерживаются значимые для него другие. Теперь, дергая сестренку за волосы, он совершенно серьезно приговаривает: «Плохой, плохой мальчик». Он относит к себе (интроецирует) оценочное суждение другого, постепенно принимая его в качестве своего собственного. По мере этого он утрачивает контакт с собственным ценностным процессом. Чтобы сохранить любовь, он изменяет мудрости своего организма, меняет локус оценивания и старается вести себя согласно ценностям, установленным другими.

Или возьмем пример из более старшего возраста. Мальчик чувствует (возможно, даже и не осознавая этого), что родители любят и поощряют его больше, когда он думает стать врачом, нежели когда он думает стать артистом. Мало-помалу он присваивает ценности, связанные с тем, чтобы стать врачом. Более того, он начинает хотеть им быть. Затем, учась в колледже, он недоумевает, почему он вновь и вновь проваливается по химии (которую абсолютно необходимо знать, чтобы стать медиком), и при этом профконсультант уверяет его, что у него есть все необходимые способности, чтобы успешно сдать экзамен по этому курсу. Только в процессе психологического консультирования он начинает действительно осознавать, до какой степени он утратил контакт со своими органическими реакциями, со своим собственным ценностным процессом. Аналогичное описание применимо и к девушке, которую убедили в том, что быть артисткой лучше, чем быть медиком, тогда как сама она искренне хотела стать врачом.

Приведу пример из опыта моей работы с группой студентов — будущих учителей. Начиная курс, я попросил их: «Пожалуйста, назовите мне две-три ценности, которые вы более всего хотели бы передать тем детям, с которыми будете работать». Они перечислили много ценных целей, но при этом некоторые пункты меня удивили. Некоторые отметили такие моменты, как «говорить правильно», «говорить на хорошем английском языке», «не пользоваться словами типа "чё?" (вместо "что?") и "ага" (вместо "да")». Другие упомяну ли аккуратность (например: «Делать все согласно инструкции»), а одна из опрошенных высказала следующее пожелание: «Если я велю им написать имя в правом верхнем углу, а дату проставить ниже, то они должны сделать именно так, а не как-то иначе».

Признаюсь, в каком-то смысле я был потрясен. Для некоторых из этих будущих учителей наиболее значимые ценности, которые следует передать ученикам, состояли в том, чтобы не делать грамматических ошибок или же педантично следовать инструкциям учителя. Это меня озадачило. Ведь не думают же они, что все эти формы поведения привносят большее удовлетворение или большую осмысленность в их собственную жизнь. Перечисление таких ценностей может быть объяснено исключительно тем фактом, что эти формы поведения получали внешнее одобрение и таким образом были присвоены в качестве очень важных.

Приведенные примеры показывают, что, пытаясь получить или удержать любовь, одобрение или признание, человек лишается собственного локуса оценивания, который имел в младенчестве, и помещает его в других. Младенец учится базовому недоверию к своему собственному опыту как руководящему принципу поведения. Дети учатся у других множеству знаемых ценностей и принимают их за свои даже тогда, когда те сильно отличаются от их собственного актуального переживания. Поскольку эти ценности не основываются на собственном опыте ребенка, они перестают быть подвижными и изменчивыми и становятся фиксированными и косными. Я убежден, что именно таким образом люди накапливают те внедренные (интроецированные) ценностные образцы (patterns), с которыми впоследствии и живут.

Некоторые интроецированные образцы

Интроект — психологический термин, который лучше всего описывает присвоение особенностей другого человека, осуществляющееся без каких-либо сознательных усилий. В сегодняшней фантастически сложной культуре образцы, интроецируемые в качестве желательных или нежелательных, имеют множество источников и зачастую крайне противоречивы по своим значениям. Позвольте мне перечислить несколько общераспространенных интроектов:

• Половое влечение и сексуальное поведение — это плохо. Есть множество источников этого конструкта: родители, церковь, учителя. Недостаточное понимание своей сексуальности и отсутствие внутреннего локуса оценивания уводит многих подростков в прямо противоположном направлении, давая в итоге более миллиона подростковых беременностей каждый год.
• Непослушание — это плохо. Здесь родители и учителя смыкаются с военными, чтобы акцентировать следующее понятие: подчиняться — это хорошо. Подчиняться без вопросов еще лучше. Массовый геноцид осуществляли обычные люди, следовавшие приказам без размышления.
• Делать деньги — в высшей степени хорошо. Источниками этой знаемой ценности являются не столько люди, сколько ценные вещи.
• Учение как накапливание научных фактов крайне желательно. Данная ценность пришла к нам из того времени, когда книги принадлежали только элите, а знание было имуществом, которое следовало держать подальше от других.
• Поверхностное и бесцельное поисковое чтение для собственного удовольствия нежелательно. Скорее всего, источником этих двух последних понятий является школа, система образования.
• Стиль и мода важны. Здесь ценности создаются теми, кого мы считаем людьми утонченными и артистичными.
• Диктатуры крайне плохи, за исключением тех, которые оказывают поддержку нам и нашим целям. Здесь главным источником является правительство.
• Любить ближнего — высшая добродетель. Эта ценность исходит от церкви и, возможно, от родителей.
• Соревнование предпочтительнее командной работы и сотрудничества. Здесь важный источник — бизнес и корпорации.
• Обманывать — умно и желательно. Источник — группа сверстников и некоторые взрослые.
• Кока-кола, MTV, жевательная резинка, видеоигры, американские джинсы и автомобили крайне желательны. Эти интроекты не только навязываются рекламой, но и подкрепляются поведением многих людей во всем мире. От Ямайки до Японии, от Копенгагена до Гонолулу «Соса-Cola culture» начинает расцениваться как предел желаемого.

Это всего лишь небольшая, хотя и разнообразная выборка из бесчисленного множества знаемых ценностей, которые индивиды зачастую интроецируют и считают своими собственными. Представляется, что слишком часто индивид не осмеливается довериться своим собственным внутренним чувствам и убеждениям, а полагается на то, что навязано ему внешними влияниями.

Общие характеристики ценностей взрослых

По моему убеждению, приведенные выше примеры явственно свидетельствуют о том, что подход к ценностям, реализуемый обычным взрослым человеком (чувствую, что говорю о большинстве из нас), может быть охарактеризован так:

• Большинство наших ценностей интроецировано в нас другими индивидами или группами, значимыми для нас, однако эти ценности многие расценивают как свои собственные.
• Источник (локус) оценивания в большинстве случаев находится вне нас.
• Критерием для принятия той или иной ценности служит степень, в которой эта ценность делает нас любимыми и принимаемыми.
• Эти знаемые предпочтения либо никак не связаны, либо связаны неявным образом с нашим собственным опытом.
• Зачастую существует глубокое и не признаваемое нами расхождение между этими знаемыми ценностями и тем, о чем с очевидностью свидетельствует наш собственный опыт.
• Поскольку эти понятия недоступны проверке опытом, мы должны поддерживать их в фиксированном и неизменном виде. Альтернатива была бы крахом наших ценностей. Следовательно, они «правильны» навсегда.
• Поскольку они не поддаются проверке, готового способа разрешения противоречий нет. Если мы усвоили от других, что деньги — это summum bonum (высшее благо), а от церкви, что наивысшая добродетель — это любовь к ближнему, тогда у нас нет способа, позволяющего обнаружить, какое из этих понятий обладает для нас большей ценностью. Следовательно, современная жизнь — это, как правило, жизнь с абсолютно противоречивыми ценностями. Мы спокойно обсуждаем возможность нанесения бомбовых ударов по стране, которую расцениваем как врага, или же перешагиваем через бездомного, а затем роняем слезу, узнавая из газетных заголовков о страданиях одного маленького ребенка.
• Поскольку мы переместили свой локус оценивания в других и утратили контакт с собственным ценностным процессом, то чувствуем себя глубоко неуверенными в своих ценностях и не защищенными ими. Если некоторые из этих понятий будут разрушены, то что окажется на их месте? Эта пугающая возможность вынуждает нас еще более ригидно или еще более путано (или то и другое вместе) придерживаться наших ценностных понятий. Кризис, с которым мы имеем дело сегодня, основан не на утрате ценностей, а на противоречии между ценностями и опытом.

Фундаментальное расхождение

Описывая индивида, чьи ценности в большинстве случаев интроецированы и существуют в качестве фиксированных (редко исследуемых или проверяемых) понятий, мы (я убежден в этом) рисуем свой собственный портрет. Принимая представления других за свои, мы теряем контакт с потенциальной мудростью нашего собственного существования и утрачиваем уверенность в самих себе. Поскольку эти ценностные конструкты зачастую резко отличаются от того, что происходит в нашем собственном опыте, мы оказываемся в глубинном разладе с самими собой; и это во многом объясняет нашу жестокость и незащищенность. Глубинное расхождение между нашими понятиями и тем, что мы действительно ощущаем, между интеллектуальной структурой наших ценностей и ценностным процессом, неосознанно протекающим в нас, — часть фундаментального отчуждения современного человека от самого себя. Это главная проблема для тех, чьи профессии связаны с оказанием помощи людям — для учителей, социальных работников и психотерапевтов.

Восстановление контакта с опытом

Некоторые люди более удачливы: они могут выйти за рамки, которые я только что очертил, и продолжать развиваться в направлении психологической зрелости. Мы видим, как это происходит в процессе психотерапии, когда мы стараемся создать климат, благоприятный для психологического роста человека. Мы также видим, как это происходит в жизни — там и тогда, где и когда сама жизнь создает климат, поддерживающий человека. Позволю себе более детально описать дальнейшее развитие подхода к ценностям, насколько я его представляю.

Прежде всего, хочу мимоходом заметить, что помогающие отношения не только не свободны от ценностей, но совсем наоборот. Мне представляется, что наиболее эффективные помогающие отношения в первую очередь отмечены одной ценностью: каждый человек имеет достоинство и ценен именно в силу своей отдельности и уникальности. Когда мы чувствуем и понимаем, что нас ценят как людей, мы сами постепенно можем начать ценить различные стороны самих себя. Крайне важно, что мы можем (поначалу это очень трудно) ощущать происходящее в нас: что мы чувствуем? что переживаем? как реагируем? Мы используем наши ощущения в качестве прямого референта, к которому можем обращаться при формировании более точных представлений, используя его в качестве проводника к нашему поведению. Джендлин разработал метод, показывающий, как все это происходит (Gendlin, 1962, 1978). По мере того, как наш опыт становится для нас все более открытым и мы обретаем способность более свободно жить в потоке переживаний, в нашем подходе к ценностям начинают происходить значимые изменения. Он начинает приобретать многие черты, свойственные младенческому подходу.

Учителя, стремящиеся к тому, чтобы учащиеся изъяснялись в классе литературным языком, могут вступить в прямой конфликт с той лексикой, которая используется учащимися в других (обычно более важных для них) жизненных мирах. Однажды я был свидетелем того, как учительница шестого класса средней школы отреагировала на нескольких учащихся, нецензурно бранившихся в классе. Она присела на край парты и сказала:

Насколько я понимаю, ребята, мы пользуемся языком по-разному: одному человеку мы говорим нечто такое, чего не скажем другому. Мы по-разному используем язык в общении с друзьями и с членами семьи, в церкви и на работе. Язык, используемый в других местах, не всегда наилучшим образом подходит для школы. Мне неприятно, когда вы ругаетесь в классе.

Затем в классе возникла дискуссия о значении языка и о том, что и как сообщается другим людям. Этот подход к тому, что ценят учащиеся, сильно отличался от того, который был реализован в другом классе, где учительница в такой же ситуации просто прикрикнула: «Немедленно замолчите!» Уважение ценностей учащихся и предоставление им возможности увидеть многообразие и изменчивость того, что ценят люди, может вызвать у них более сильное ощущение ценностных предпочтений. Ученики уважают подход, который не умаляет ценности их «других миров». Такой подход дает им также ощущение контекста, позволяющее посмотреть на различные ситуации с разных точек зрения. Не удивительно, что после этого разговора ученики шестого класса стали выше ценить свою учительницу.

Ценностный процесс у психологически зрелого человека

Ценностный процесс, который, по-видимому, развивается у психологически зрелого человека, в чем-то очень похож, а в чем-то отличен от ценностного процесса у младенца. Он подвижен и гибок, зависит от конкретного момента и от того, в какой степени этот момент ощущается как ситуация развития и актуализации. Ценности не застывают, а постоянно изменяются. Занятия живописью, которые в прошлом году представлялись значимыми, теперь кажутся неинтересными; способ работы с людьми, который ранее ощущался как хороший, теперь представляется неадекватным; убеждение, которое вчера казалось правильным, сегодня считается верным только отчасти или же, возможно, вовсе ошибочным.

Другая особенность того способа, благодаря которому более зрелый человек оценивает свой опыт, состоит в том, что опыт осознается как весьма дифференцированный, или, как сказали бы специалисты в области семантики, экстенсиональный (предметный, ориентированный на сами предметы, а не на мнения о них. — Прим. перевод.). Будущие учителя, занимавшиеся в моей группе, усвоили, что знание общих педагогических принципов не столь полезно, как умение по-разному реагировать на ощущаемые различия. Одна из студенток сказала: «Я просто чувствую, что с этим маленьким мальчиком должна быть очень жесткой, и, кажется, он сам рад этому, да и я чувствую себя хорошо, когда бываю с ним жесткой. Но я вовсе не веду себя так всегда с другими детьми». В понимании того, как вести себя с каждым ребенком, она полагалась на свое ощущение отношений с ним. Прежде чем мы начнем требовать от других, чтобы они обратились к своим ценностям, мы должны начать с самих себя. Это позволит нам осознать, насколько более дифференцированными являются реакции индивида на то, что ранее представлялось прочной, монолитной, усвоенной ценностью.

Во всем прочем подход психологически зрелого индивида сходен с младенческим. Фокус оценивания вновь упрочен в самом человеке; собственный личный опыт предоставляет информацию о ценностях в режиме обратной связи. Это не означает, что мы не открыты разнообразным данным, исходящим из других источников. Но это означает, что мы расцениваем эти данные исключительно как такие, какими они являются, то есть как внешние, и не придаем им такого же значения, как нашим собственным реакциям. Так, например, ваш приятель может сказать, что сильно разочаровался в какой-то новой книге, когда прочел две критические рецензии на нее. Его предварительная гипотеза состоит в том, что ценность этой книги для него вряд ли будет высока. И тем не менее, если он все же начнет читать, то станет оценивать эту книгу на основе собственной реакции на нее, а не на основе того, что сказали другие.

Позволить себе погрузиться в непосредственность того, что ощущается, стремиться чувствовать и прояснять все сложные смыслы этих переживаний — эти аспекты также входят в ценностный процесс зрелого человека. Я представляю себе клиента, который, будучи близок к завершению психотерапии, при столкновении с той или иной проблемой берет себя в руки и говорит: «Что же я чувствую теперь? Я хочу быть поближе к этому. Я хочу узнать, что это такое». Затем он спокойно и терпеливо ждет, старательно вслушиваясь в себя до тех пор, пока не установит точный оттенок своего ощущения. Он, подобно другим, пытается приблизиться к самому себе.

Для зрелого человека приближение к тому, что происходит внутри, является гораздо более сложным процессом, нежели для младенца. У зрелого человека этот процесс имеет гораздо больший охват и предполагает более широкий кругозор, поскольку в наличный момент опыта вовлекаются следы памяти обо всех значимых случаях в прошлом. Данный момент несет не только свое собственное непосредственное чувственное воздействие, но и смысл, возникающий из сходного опыта в прошлом. В нем есть и новое, и старое. Так, если я воспринимаю живопись или человека, то мой опыт содержит в самом себе и то, что я накопил в прошлом при встречах с живописью или людьми, и новое, полученное от этой особой встречи. У зрелого человека наличный момент опыта включает в себя и гипотезы относительно его возможных последствий: «Сейчас я чувствую, что получу удовольствие от третьей рюмки, но прошлый опыт подсказывает, что утром я пожалею об этом» или «Выражать напрямую свои негативные чувства этому человеку очень неприятно, но прошлый опыт свидетельствует, что для наших дальнейших отношений это будет полезно». Прошлое и будущее сосуществуют в этом моменте и вместе включаются в ценностный процесс.

Я полагаю, что у психологически зрелого человека (и здесь мы снова видим его сходство с младенцем) критерием ценностного процесса является степень, в которой объект опыта актуализирует индивида: «Делает ли это меня более разносторонним, более полноценно развитым человеком?» Может показаться, что этот критерий эгоистичен или асоциален, но это еще не доказательство того, что это действительно так, поскольку глубокие и полезные отношения с другими людьми также переживаются и воспринимаются как актуализирующие. Будучи психологически зрелыми людьми, мы так же, как младенец, доверяем мудрости организма и пользуемся ею с той лишь разницей, что теперь можем полагаться на нее со знанием дела. Мы понимаем: если я доверяю самому себе, то мои чувства и интуиции могут быть мудрее моего разума; в качестве целостного человека я могу быть чувствительнее и точнее моих отвлеченных мыслей. Нам не страшно сказать: «Я чувствую, что этот опыт (или вещь, или направление) — хороший. А почему я чувствую, что он хороший, я, возможно, узнаю позднее». Мы доверяем собственной тотальности.

Из сказанного должно быть ясно, что ценностный процесс в зрелом индивиде — дело не легкое и не простое. Зачастую выбор становится очень трудной задачей, и нет гарантии, что сделанный выбор действительно ведет к самоактуализации. Но ошибки всегда могут быть исправлены, если любые данные собственного опыта доступны индивиду, а сам он открыт своему опыту. Если выбранное направление действий не укрепляет его Я, то это не останется незамеченным, индивид может уточнить или пересмотреть курс. Он обеспечен максимумом обратных связей и поэтому может (подобно гироскопическому компасу корабля) постоянно корректировать курс в направлении истинной цели самоосуществления.

Два утверждения о ценностном процессе

Позвольте мне уточнить смысл сказанного, сформулировав два утверждения, содержащих существенные элементы моей точки зрения. Вероятно, я не смогу предложить способы для эмпирической проверки совокупности этих утверждений во всей ее полноте, но каждое из утверждений до некоторой степени может быть проверено с помощью научных методов. Я хочу также сказать, что прибегаю к четким формулировкам только для того, чтобы яснее представить суть положений, которые в действительности выдвигаются лишь как предварительные гипотезы.

I. Организованный ценностный процесс человеческого индивида имеет реальную основу. Предположительно, это та основа, которая роднит человеческие существа с остальной частью животного мира. Она есть часть процесса жизни любого здорового организма. Она есть способность организма благодаря обратным связям получать информацию, позволяющую постоянно регулировать свое поведение и реакции таким образом, чтобы достигать максимально возможного самоусиления.

II. Эффективность ценностного процесса в достижении самоусиления индивида зависит от степени его открытости тому, что происходит в нем самом. Я привел в пример двух индивидов, близких к их собственному потоку опыта: это младенец, еще не научившийся сознательно отвергать процессы, происходящие в нем самом, и психологически зрелый человек, заново постигший преимущества такого открытого состояния. Следствие, выводимое из этого (второго) положения, таково: один из путей содействия индивидам в их движении к открытости опыту заключается в создании взаимоотношений такого типа, при котором (а) человека ценят как отдельную личность, (б) его динамичный внутренний опыт эмпатически понимают и принимают, (в) ему предоставлена свобода переживать собственные чувства и чувства других людей без каких-либо сопряженных с этим угроз. Это следствие обычно выводится из терапевтического опыта. В нем кратко выражена суть любого взаимоотношения, способствующего росту и развитию. Существуют эмпирические исследования, подтверждающие данное положение.

О результатах ценностного процесса

Теперь я подхожу к сути любой теории ценностей. Каковы результаты ценностного процесса? Мне хотелось бы перейти к рассмотрению этого вопроса, четко сформулировав два положения относительно того, какого рода поведение возникает из ценностного процесса. Затем в подтверждение этих положений я приведу некоторые данные из моего собственного психотерапевтического опыта.

I. Людей, движущихся к большей открытости своему опыту, отличает реальная общность ценностной направленности.

II. Эта общая ценностная направленность способствует как развитию индивида и других членов сообщества, так и выживанию и эволюции человечества.

Опыт работы привел меня к открытию одного примечательного факта: в процессе психотерапии, когда индивида ценят и дают ему возможность свободно чувствовать и быть, у него, по-видимому, возникает направленность на определенные ценности, и эти ценности у разных людей не хаотично разбросаны, а, напротив, характеризуются удивительной общностью. Эта общность не связана с личностью психотерапевта, поскольку я видел, как одинаковые направленности возникали у клиентов, чьи психотерапевты разительно отличались друг от друга по своим личностным особенностям. Вряд ли ее можно объяснить и влиянием какой-то определенной культуры, поскольку я обнаружил проявления одинаковой направленности в столь различных культурах, как культуры Соединенных Штатов, Голландии, Франции и Японии. Хочется думать, что эта общность ценностной направленности — следствие нашей общей родовой принадлежности: точно так же, как индивидуальный человеческий младенец склоняется к выбору диеты, сходной с той, которую выбирают другие человеческие младенцы, так и индивидуальный клиент в процессе психотерапии склонен выбирать ценностную направленность, сходную с той, которую выбирают другие клиенты. Как представителям одного рода нам присущи определенные переживания, способствующие внутреннему развитию и в первую очередь выбираемые всеми индивидами, если у них имеется подлинная свобода выбора.

• Позвольте мне указать на некоторые проявления ценностной направленности, наблюдавшейся у моих клиентов в процессе их движения к личностному росту и зрелости.
• Они отказывались от своих фасадов. Притворство, использование защит и возведение фасадов расценивалось ими все более и более негативно.
• Они отказывались от «долженствований». Навязчивое чувство, что «я должен делать именно так, а не иначе, или быть именно тем, а не другим» расценивалось негативно. Клиент отказывался быть тем, кем он «должен быть», вне зависимости от того, кто установил этот императив.
• «Они отказывались соответствовать ожиданиям других людей. Такая цель, как «нравиться другим» расценивалась негативно.
• Быть реальным» расценивалось позитивно. Клиент склонен изменяться в направлении того, чтобы быть самим собой, испытывать подлинные чувства, быть тем, кто ты есть. Похоже, это становится очень глубоким предпочтением.
• Позитивно расценивается самоуправление. Клиент, совершая свои собственные выборы, определяя свою собственную жизнь, обнаруживает возрастающую уверенность и гордость за себя.
• Свое Я, собственные ощущения расцениваются позитивно. Клиент приходит к тому, чтобы не смотреть на себя с презрением и отчаянием, а принимать себя и свои реакции.
• «Быть в процессе изменения, развития» расценивается позитивно. Вместо стремления к некоторой желанной фиксированной цели клиенты начинают предпочитать свое бытие как волнующий процесс порождения возможностей.
• Вероятно, более всего остального клиенты начинают ценить открытость всем внутренним и внешним переживаниям. Быть открытым и чувствительным к собственным индивидуальным внутренним реакциям и чувствам, реакциям и чувствам других людей, а также к реалиям объективного мира- вот направленность, которую явно предпочитает такой человек. Открытость становится наиболее ценимым ресурсом.
• Позитивно расцениваются чувствительность к другим и принятие других. Клиент приходит к тому, чтобы ценить других такими, какие они есть, и себя таким, каков он есть.
• Наконец, позитивно расцениваются глубокие взаимоотношения. Похоже, что достижение близких, интимных, подлинных, наполненных общением взаимоотношений с другим человеком отвечает глубокой потребности каждого индивида и ценится очень высоко.

Таковы некоторые ценностные предпочтения, которые я наблюдал у индивидов, движущихся к личностной зрелости. Уверен, что приведенный перечень неполон и, возможно, до некоторой степени неточен, но я вижу в нем интригующие возможности. Попытаюсь объяснить, почему это так. Для меня значимо следующее обстоятельство: если индивидов ценят как людей, то выбираемые ими ценности не рассыпаются по всему диапазону возможностей. Я ни разу не видел, чтобы в таком климате свободы один человек начинал ценить обман, убийство и воровство, другой — жизнь, преисполненную самопожертвования, а третий — только деньги. Вместо этого, видимо, существует глубокая, основополагающая общность. Я имею смелость верить: если человеческие существа внутренне свободны выбирать то, что они глубоко ценят, то они проявляют тенденцию к тому, чтобы ценить именно те объекты, переживания и цели, которые способствуют их собствен ному выживанию, росту и развитию и вносят свой вклад в выживание и развитие других людей. Я предполагаю, что предпочтение таких актуализирующих и социализированных целей — свойство человеческого организма, проявляющееся в климате, благоприятствующем росту.

Вывод из сказанного сводится к тому, что в любой культуре в таком климате уважения и свободы, в котором человек ценится как человек, зрелый индивид будет склонен выбирать и предпочитать одни и те же ценности. Это чрезвычайно значимое предположение, которое может быть проверено. Оно означает: у индивида нет жесткой или даже просто стабильной системы знаемых ценностей; благодаря внутреннему ценностному процессу у человека возникает направленность на ценности, одинаково верные для всех культур и времен.

Я вижу и другое следствие: индивиды, обнаруживающие описанный мною динамичный ценностный процесс и имеющие направленность на ценности, в целом такие, как я перечислил, — высоко эффективны в продолжающемся процессе человеческой эволюции. Чтобы выжить на этой планете (если нашему роду вообще это суждено), человеческие существа должны: легче адаптироваться к новым проблемам и ситуациям; уметь выбирать в новых сложных условиях ценное для развития и выживания; точнее понимать реальность, если уж они будут осуществлять такой отбор. Я убежден, что психологически зрелый человек, как я его здесь описываю, обладает качествами, побуждающими его ценить переживания, стимулирующие выживание и усиление человеческого рода. Такие индивиды будут достойными участниками и проводниками человеческой эволюции.

И наконец, как мне представляется, мы опять подошли к вопросу об универсальности ценностей, но иным путем. Вместо абстрактных универсальных ценностей или универсальной ценностной системы, установленной философами, правителями или священниками, мы имеем универсальную ценностную направленность, возникающую из самого опыта человеческого существа. Свидетельства из области психотерапии показывают: если индивид приближается к своему собственному ценностному процессу, то личные и социальные ценности возникают как естественные и данные в опыте. Общий вывод из всего этого таков: даже если современный человек не верит религии, науке, философии или какой-либо иной системе убеждений, дающей ему ценности, он может обнаружить органическую ценностную основу глубоко в самом себе; если же он научится жить в контакте со своей органической ценностной основой, то обретет организованный, адаптивный и социальный подход к решению трудных ценностных проблем, с которыми сталкивается каждый.

Ценности и со-ученичество

Имеет ли все то, о чем я здесь говорил, значение для учителей и учащихся? Думаю, что имеет. Мне представляется, что изменение локуса оценивания, происходящее у взрослого человека в процессе психотерапии, может быть значимым и поддерживающим моментом и в учебной среде. Если же школа останется такой, какая она есть, то следующему взрослому поколению потребуется разносторонняя помощь в поиске смысла жизни. Мир изменяется так быстро, что пятнадцать тысяч часов, которые большинство детей проводят в школе, нуждаются в реорганизации, если будущие взрослые хотят преуспеть в сложном и взаимозависимом мире.

Есть школы, где ученики, учителя, директора, родители и учебная среда, в которой все они работают, обладают примечательным набором общих ценностей. Описание школ, любимых детьми (см. главу 1), свидетельствует, что дети хотят, чтобы их ценили как людей, хотят иметь возможность учиться у других и делиться своими собственными идеями. В тех примерах, с которыми вы ознакомились, учащиеся рассматривают учителей как специалистов, иногда как арбитров и всегда как людей, проявляющих заботу и «знающих меня как человека». Школа — это место, куда они любят приходить, потому что жизнь замечательна, радостна и полна стимулирующей, напряженной и непростой работы; учение — это и «путешествие в доверие», и открытие себя и мира. Ценности, с которыми люди живут в этих школах, не косны, а гибки; интеллект, как и действия, — лишь часть жизни учащихся. Свобода — не распущенность: она предполагает равную меру ответственности и участия. Здоровые ценности создают благоприятный климат в учебной среде.

Резюме

Я попытался представить здесь некоторые мои психотерапевтические наблюдения, имеющие отношение к поиску человечеством некой удовлетворяющей основы для подхода к ценностям, а также последствия этого поиска для представителей профессий, связанных с оказанием помощи человеку в процессе его развития. Я описал человеческого младенца, непосредственно входящего в ценностные взаимодействия со своим миром, ценящего или отвергающего фрагменты своего опыта в той мере, в какой они имеют смысл для его собственной актуализации, использующего всю мудрость своего крошечного, но, тем не менее, сложного организма. Я утверждал, что, по-видимому, мы (взрослые) утрачиваем эту способность непосредственного оценивания и начинаем вести себя и действовать в логике таких ценностей, как социальное признание, расположение и уважение. Чтобы купить любовь других, мы расстаемся со своим собственным ценностным процессом. Поскольку центр нашей жизни лежит теперь в других людях, мы наполняемся страхом, неуверенностью и ригидно держимся за те ценности, которые мы интроецировали.

Но если жизнь или психотерапия предоставляют нам благоприятные условия для продолжения процесса психологического роста, мы движемся вперед по некой спирали, развивая в себе подход к ценностям, который во многом напоминает младенческую непосредственность и гибкость, однако значительно более богат. В наших взаимодействиях с опытом мы вновь являемся локусом (источником) ценностей; мы предпочитаем те переживания, которые, в конечном счете, усиливают нас; мы принимаем участие во всем богатстве внутренней и внешней жизни, вместе с тем доверяя мудрости своего организма. Я показал, что эти наблюдения ведут к вполне определенным фундаментальным положениям. Люди имеют в самих себе органическую основу для возникновения ценностей. В той степени, в которой мы можем быть свободны в контакте с этим ценностным процессом в самих себе, мы осуществляем такое поведение, которое нас усиливает. Мы даже знаем некоторые из условий, позволяющих нам вступить в контакт с нашим опытом. В психотерапии такая открытость опыту ведет к возникновению ценностной направленности, которая, по-видимому, является общей и для всех индивидов, и, вполне вероятно, для всех культур. Формулируя эти утверждения в традиционном стиле, можно сказать, что индивиды, существующие в таком контакте со своим опытом, начинают обнаруживать направленность на такие ценности, как искренность, независимость, самоуправление, самопознание, социальная отзывчивость, социальная ответственность и преисполненные любви межличностные отношения.

Я пришел к заключению, что универсальная ценностная направленность нового типа становится возможной тогда, когда индивиды развиваются в сторону психологической зрелости или, точнее, в сторону все большей открытости собственному опыту. Такая ценностная основа представляется содействующей усилению индивидов и способствующей эволюционному процессу в целом.

Литература

1. Gendlin Е.Т. Experiencing and the Creation of Meaning. N.Y.: Macmillan, The Free Press, 1962.
2. Gendiin Е.Т. Focusing. N.Y.: Everest House, 1978.
3. Morris Ch.W. Varieties of Human Value. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1956.
4. Rogers С.R. Client-centered Therapy. Boston: Houghton Mifflin, 1951.
5. Rogers С.R. А Theory of Therapy, Personality and Interpersonal Relationships // Psychology: А Study of а Science. Vol. 3 / Ed. by S.Косh. P. 185 — 256.
6. Rogers С.R. Formulations of the Person and the Social Context. И.Y.: McGrow-Hill, 1959. P. 185 — 256.
7. Yankelovich D. New Rules in American Life: Searching for Self-fulfillment in а World Turned Upside Down // Psychology Today. 1981. Vol. 15. P. 39.