Чтобы ребенок жил в ощущении свободы

Свободное воспитание заботится о том, чтобы ребенок жил в атмосфере свободы, чувствовал себя хозяином своей жизни, чтобы принуждение в отношении себя он не чувствовал. Как можно этого достичь? Обычные пути и рекомендации следующие:

• Увлекайте добрым.

Не боритесь с плохим, а предупреждайте появление дурного: не провоцируйте развитие дурного, воспитывайте через игру, желание и интерес. См.→

• Не заставляйте, а вызывайте желание.

Пытается заставить тот, кто предполагает, что его предложение вызовет сопротивление, неприятие и протест. Верно, но неприятие и протест чаще возникает не на само предложение, а на его форму, на форму давления и заставления. См.→

• Сделайте так, чтобы учили не вы, а обстоятельства

Ребенок учится на своих ошибках - в том случае, если на его ошибки следует отрицательное подкрепление. Но если это отрицательное подкрепление даете лично вы, ребенок может отвлечься от своей ошибки и заняться вами, который ему уже враг. Если же отрицательное подкрепление идет от чего-то безличного, сердиться не на кого. И при этом никто не запрещает воспитателю создать как раз те обстоятельства, которые будут ребенка таким образом учить. См.→

• Принуждая, делайте так, чтобы ребенку казалось, что это его собственный выбор.

Принуждая, делайте так, чтобы ребенку казалось, что это его собственный выбор

Руссо предлагает следующий шаг: когда нужно принудить, заставить, но естественным образом это не получается, сделайте это искусственным образом, но незаметно. Пусть принуждение по факту будет, но так, чтобы нас за руку не поймали. Заметьте – для пропагандиста свободного воспитания важно не то, чтобы не было принуждения, а чтобы воспитанник принуждения не замечал, не чувствовал. Он предлагает принуждение сделать незаметным, ловким, скрытым.

Я продолжу цитату из Руссо:

Никогда не жалуйтесь на неудобства, которые он вам причиняет, но постарайтесь, чтоб он первый почувствовал их. Наконец, вы велите вставить новые стекла, все-таки не говоря ему ни слова. Он снова разбивает. Теперь перемените метод: скажите ему сухо, но без гнева: «Окна принадлежат мне, они застеклены на мой счет; я хочу, чтоб они были целы». Затем заприте его в темноту, в комнату без окон. При этом столь необычайном вашем поступке он начинает кричать, бушевать; никто его не слушает. Скоро он утомляется и переменяет тон; он жалуется и рыдает. Является слуга; упрямец просит его выпустить. Слуге нечего и искать предлога к отказу — он просто отвечает: «У меня тоже есть окна; я тоже хочу, чтоб они были целы» — и уходит. Наконец, когда ребенок пробудет там несколько часов, настолько долго, чтобы заскучать и потом помнить об этом, кто-нибудь внушает ему мысль предложить вам соглашение, чтобы вы возвратили ему свободу, если он обяжется не бить стекол. Лучшего и не надо. Он просит вас позвать к нему; вы приходите; он делает свое предложение, вы тотчас принимаете его, говоря: «Вот отлично придумано! Мы оба выиграем, И как это раньше ты не додумался до этой прекрасной мысли!» Затем, не требуя ни уверений, ни подтверждения своего обещания, вы радостно обнимаете его и тотчас же уводите в его комнату, считая это соглашение столь же священным и ненарушимым, как если б оно было скреплено клятвой. Какое, вы думаете, понятие вынесет он из всего этого случая о верности взаимных обязательств и пользе их? Я жестоко обманулся бы, если бы нашелся в свете хоть один ребенок, еще не испорченный, на которого не подействовал бы этот образ действий и который захотел бы после этого нарочно бить окна.

Может быть, эта метода для Руссо - случайность? Нет, это суть его системы. Этот свой метод Руссо называл «управление свободой» или «метод хорошо направленной свободы». Замысел его простой: я, как воспитатель, буду создавать тебе жизненные ситуации, в которых ты научишься тому, что я тебе подобрал.

«Я был бы слишком плохим воспитателем, если бы я не сумел заставить Эмиля просыпаться самого и не вставать, так сказать, согласно моей воле, не говоря ему ни слова. Если он спит не достаточно, я на следующий день устраиваю ему скучное утро, так что он будет считать выигранным все то время, которое он сможет оставить для сна; если он спит слишком долго, я показываю ему после вставания увлекающее его занятие. Хочу ли я, чтобы он проснулся в определенный час? Я ему говорю: завтра в 6 часов устраивается рыбная ловля, мы идем туда-то и туда-то; хотите принять участие? Он соглашается и просит меня его разбудить; я обещаю или не обещаю, смотря по обстоятельствам; если он просыпается слишком поздно, он находит меня уже отправившимся па реку».

Вот как предлагает решать вопрос о непослушании своего воспитанника, Эмиля, когда тот захотел пойти гулять сам, без воспитателя и без его разрешения.

Он скучал — я заранее так устроил дело; я, напротив, казался очень занятым, Этого было совершенно достаточно, чтобы заставить его решиться. Он не преминул подойти с целью оторвать меня от работы, чтобы вести его скорее гулять. Я отказался; он упорствовал. «Нет,— сказал я,— исполняя свою волю, вы научили и меня тому же; я не хочу идти гулять».— «Ну, хорошо! — с живостью возразил он.— Я пойду один».— «Как хотите». И я опять принялся за работу.

Он одевается, несколько обеспокоенный том, что я позволял ему это делать и сам не делал того же. Готовый выйти, он приходит проститься; я прощаюсь; он старается напугать меня рассказом о путешествиях, которые намерен сделать; слушая его, можно было подумать, что он идет па край света. Нисколько не волнуясь, я пожелал ему счастливого пути. Смущение его удваивается. Однако он принимает бодрый вид и. собираясь уходить, велит своему лакею следовать за ним. Лакей, предупрежденный заранее, отвечает, что ему некогда, что он занят исполнением моих приказаний и должен повиноваться скорее мне, чем ему. На этот раз ребенок теряется. Как понять, что ему позволяют выходить одному, ему, который считает себя таким важным для всех прочих существом и думает, что небеса и земля озабочены его сохранением? Однако он начинает чувствовать свою слабость; он понимает, что очутится один среди незнакомых людей; он заранее видит опасности, которым подвергается; одно упрямство пока еще поддерживает его; он медленно сходит с лестницы в большом смущении. Наконец, он выходит на улицу, утешаясь несколько надеждою, что за беду, которая может с ним случиться, отвечать буду я.

Этого я и ждал. Все было подготовлено заранее; а так как дело шло о публичной, так сказать, сцене, то я запасся согласием отца. Едва он сделал несколько шагов, как слышит направо и налево различные замечания на свой счет. — «Братцы, смотрите, какой красивый барчук! Куда это он идет один? Он заблудится; попросить его разве зайти к нам?» — «Берегись, соседка! Разве ты не видишь, что это маленький своевольник? Его, видно, прогнали из отцовского дома за то, что он не хотел быть путным. Не следует пускать к себе таких шалунов; пускай идет, куда хочет».— «Ну что же! Бог с ним! Как бы только не приключилось с ним беды!» Немного дальше он встречает шалунов, одних почти с ним лет; они его дразнят и смеются над ним. Чем дальше, тем больше затруднений. Один, без защиты, он видит себя игрушкой для всех и чувствует с немалым изумлением, что его бант на плече и золотые обшлага не внушают уже к нему уважения.

Между тем один из моих друзей, которого он не знал и которому я поручил наблюдать за ним, незаметно для него следил за ним шаг за шагом, и подошел к нему, когда пришло время… Он великолепно выполнил свою роль: не запугивая ребенка излишним выставлением всего ужаса его поступка, он так хорошо дал ему почувствовать безрассудство его выходки, что через полчаса привел его ко мне покорным, сконфуженным и не смевшим поднять глаз.

Понятно, что после этого он уже не грозил мне, что уйдет без меня.

Это тоже называется свободным воспитанием. Мы принудим человека, но сделаем это незаметно: свою роль в этом мы по возможности скроем, и по возможности позаботимся, чтобы человек сам принуждения не почувствовал. Пусть ему кажется, что это он нашел и выбрал сам!

Сегодня такие методы называются манипулированием. Тогда это было передовое слово педагогической науки.