Выход ребенка в мир: куда и с кем

Маленькие дети выходят за порог родного дома только со взрослыми: сначала сидя в коляске или на руках родителей, потом - на своих двоих. Когда ребенок уже хорошо ходит и вполне самостоятелен, взрослый старается следить за тем, чтобы ребенок на прогулке все время оставался в поле его досягаемости.

Обычно маленькие дети тоже боятся потерять взрослого из виду. Ведь взрослый - это оплот стабильности, символ безопасности, важнейший ориентир в детской системе координат. Многие дети чрезвычайно пугаются, если этот ориентир внезапно исчезает. Например, когда взрослый, играя с ребенком, прячется за толстое дерево и не показывается слишком долго. Для маленького это «слишком» может быть меньше минуты. Но и этого достаточно, чтобы в душе ребенка возник ужас одиночества и состояние парализующей разум паники: мама пропала навеки и больше не вернется никогда - что теперь со мной будет? Вообще такого рода катастрофические переживания типичны для совсем крошечных детей, интеллект которых работает по принципу: что исчезло из моего поля зрения, того больше не существует в моем мире. Но мама или другой взрослый спутник на прогулке - это такой значимый человек, что его исчезновение даже на короткое время может быстро пробудить и у трехлетнего ребенка младенческие переживания брошенности в этом чужом и мгновенно становящемся страшном мире. Его внутренняя паника обычно прорывается наружу плачем и криком, который является инстинктивным призывом к матери: найди меня!

Часто ребенку бывает трудно успокоиться, даже когда взрослый вышел из своего укрытия. К сожалению, взрослые далеко не всегда понимают логику детского поведения. Бывает, что мама упрекает ребенка за бездействие: «Надо было не стоять и плакать, а меня искать!» Взрослому кажется, что ребенок плохо исполнял свою роль в предложенной ему игре в прятки. Но ребенок не воспринял ситуацию как игровую, потому что она оказалась для него слишком похожа на реальную. То, что было игрой для взрослого, в восприятии ребенка неожиданно совпало с другими - серьезными и болезненными для него ситуациями раннего детства: частыми отлучками матери, недостатком внимания с ее стороны и страхом ребенка, что мать не вернется вообще.

Заметим, кстати, что у многих видов животных потерявшему мать малышу положено стоять на месте и подавать сигнал бедствия. А мать должна активно разыскивать детеныша, ориентируясь на его писк. Именно такую довольно практичную форму разрешения критической ситуации потери друг друга выработала дикая природа. Но ребенок, как существо человеческое, хочет большего, чем просто быть найденным. Он хочет, чтобы ему обрадовались! Ребенку важно убедиться в том, что он является для матери заметной фигурой на фоне жизни, фигурой опознаваемой, желанной, искомой, не сливающейся с этим фоном: «Вот где наш Сашенька!»

Только то, что ребенок полноценно прожил в собственном опыте (потеряться - быть найденным, заплакать - и быть утешенным), он сможет по-настоящему воплотить потом в своих действиях по отношению к другим людям. Только если к нему относились как к ценности, он бережно отнесется к другому.

Поэтому игра в прятки со взрослым может стать источником радостного утверждения малышом надежности своего и маминого существования в этом мире, если мама понимает особенности переживания ребенка. В противном же случае она может породить ощущение брошенности и страх растворения в этом огромном мире, стоит только взрослому сдвинуть акценты в игре.

Вообще это гармоничное единство интересов взрослого и ребенка - быть взаимно видимыми и досягаемыми в пространстве мира - характерно для первых лет жизни ребенка. Чем старше он становится, тем больше ему хочется выпасть из поля зрения взрослых и, соответственно, из-под их контроля.

Большинство наиболее интересных предприятий, которые устраивает детская дворовая компания младшего школьного возраста, совершенно не предназначены для глаз взрослых и организуются вопреки их наказам. Это и посещение «страшных» мест вроде подвала, чердака, заброшенного дома, и игры «с приключениями» на строительных площадках, и строительство «штабов», и разжигание костров, и походы на помойку, и многое другое, о чем пойдет речь дальше.Однако родители, на которых лежит ответственность за жизнь и здоровье детей, естественно, сохраняют вполне объяснимое желание видеть и слышать своих младших отпрысков, когда они гуляют. Для детей постарше обычно вводятся определенные временные и пространственные ограничения, а также способы контроля: явка в определенный час и т. д. Исследования, проведенные за рубежом, показали, что согласие родителей отпустить ребенка играть во дворе одного, зависит от многих причин. Особенно значимы три момента: хорошо ли видна из окна игровая площадка, услышит ли ребенок зов родителя, насколько быстро сможет спуститься родитель, если что-нибудь случится. Оказалось, что в семьях, живущих на первом, втором, третьем этаже, дети, как правило, пользуются в отношении самостоятельных прогулок большей свободой, чем те, кто живет на девятом или одиннадцатом. Границы территории, на которой разрешено находиться ребенку, обычно жестко зависят от того, идет он гулять один или вместе с кем-то. Здесь мы опять наблюдаем сходство в установках родителей разных стран. Городские дети, живущие в многоквартирных домах, практически везде спрашивают разрешения родителей для того, чтобы выйти на улицу. В семьях, имеющих собственный дом, ребенку разрешается гулять без спроса в огороженном забором дворе своего дома. Двор воспринимается родителями как «домашнее» пространство.

Обычно родители отпускают в одни места и не отпускают в другие в зависимости от того, кто является спутником ребенка. Куда-то пускают одного, куда-то - только со сверстниками (например, играть на поляне между домами на, даче), куда-то - если вместе с детьми идет знакомый и надёжный взрослый человек (например, в лес за ягодами), а куда-то можно только с родителями (скажем, купаться на реку, если ребенок плохо плавает). Все эти разрешения и запреты сильно зависят от возраста ребенка, несколько меньше - от его пола, а также особенностей местности, где живет семья. Конечно, факторами, определяющими степень контроля за ребенком, являются также отношения внутри семьи, с окружающими людьми, со сверстниками ребенка и многие другие привходящие обстоятельства.

Итак, детская свобода пространственных перемещений и выбора мест пребывания вне дома всегда ограничивается и контролируется взрослыми. Характер этих ограничений в разных культурах имеет закономерное сходство: родители в любой точке земного шара не пускают детей в те места, откуда может исходить опасность для их жизни и нравственности, и боятся чужих людей, которые могут нанести вред ребенку. Чаще всего детям запрещается переходить дороги, по которым ездят машины, ходить к реке или водоему и посещать специфически «взрослые» места. Обычно территориальные запреты накладывает мать.

Введем здесь понятие «территориальное поведение», которое нам понадобится в этой и последующих главах. В этологии, науке о поведении животных, оно используется для обозначения тех форм активности живого существа, которые связаны с освоением, использованием и защитой территории обитания. Этот термин равно может относиться к описанию поведения лягушки, собаки или человека, поскольку все мы, будучи телесными существами, обязательно где-то живем, гуляем, добываем пищу, воспринимаем эту территорию как свою и пытаемся разными способами утвердить свое хозяйское положение.

С биологической точки зрения, каждое живое существо теснейшим образом связано с тем участком земли, который его питает и является для него обжитым. Пространство, в пределах которого живет некое биологическое сообщество, должно быть достаточно обширным и богатым возможностями для удовлетворения основных потребностей его членов. Иначе это сообщество не выживет.

Далеко не праздным, а педагогически важным является вопрос о том, какая территория вне дома нужна детям, чтобы у них хватало сил ее освоить, не потеряться и не раствориться в ней, удовлетворить свое любопытство и реализовать свои желания.

Разговор о том, каким пространством способны овладеть дети разного возраста и что они там делают, можно начать с краткого изложения результатов уникального исследования американца Роджера Хэрта.

После окончания университета Хэрт начал преподавать географию в школе. В процессе своей педагогической деятельности Хэрт заинтересовался тем, как формируются у детей географические представления - но не по школьным учебникам и картам. Ему хотелось понять, как дети познают ту реальную местность, в которой они живут. Это стало темой его диссертации.

В качестве объекта исследования он выбрал маленький американский городок, детское население которого составляло 87 человек, и поселился там на целый год. Вскорости все дети этого городка стали его друзьями и одновременно испытуемыми молодого аспиранта. Он участвовал в их играх и прогулках, разговаривал с их родителями, выясняя, куда детей отпускают, а куда нет, где и чем дети занимаются, как зависит площадь территории, освоенной ребенком, от его возраста и пола. В этом Хэрту помогла методика заполнения «географических дневников».

Проведя аэрофотосъемку местности и размножив карту городка, Хэрт попросил несколько групп детей разного возраста ежедневно заполнять эти карты, отмечая фломастерами маршруты своих передвижений в течение дня. Разным цветом обозначались походы в школу, по делу или на прогулку, в одиночестве, с товарищами или с родителями.

Обработка этих карт, потребовавшая кропотливого труда, позволила Хэрту установить интереснейшие факты.

Во-первых, оказалось, что в любом возрасте, от самого младшего до подросткового, территория, освоенная мальчиками, в полтора-два раза больше территории девочек. То есть мальчишеское существование развернуто в пространстве гораздо шире, чем у девочек. И это несмотря на то, что, как выяснил Хэрт, на мальчиков родители накладывают более жесткие запреты относительно прогулок, чем на девочек.

Этот факт соответствует данным, которые были собраны и объяснены известным советским биологом В. А. Геодакяном. Он рассматривал любое биологическое сообщество как информационную систему, в которой у мужских и женских особей есть своя информативная роль.

Исследования Геодакяна показали, что, независимо от ступени, которую занимает биологический вид на эволюционной лестнице, «мужские» задачи везде схожи. Мужские особи приспособлены для того, чтобы активно и смело собирать информацию во внешнем мире. Это значит: стремиться исследовать этот мир, ценить неизведанное, пробовать все новое на собственной шкуре. Испытывая мир собой, через себя, мужская особь или погибает, или возвращается в свое сообщество в новом качестве, приобретя новые знания, умения, свойства. Таким образом, она приносит важную для выживания вида биологическую информацию.

В этом смысле активность мальчишеского исследования территории можно признать соответствующей глубинным законам биологии поведения. Получается, что мальчикам от природы положено больше, чем девочкам, лазать куда надо и куда не надо, на всех парах устремляться туда, где интересно, привлекательно, опасно. Что они с успехом и делают, нередко расплачиваясь за это шишками и синяками, иногда - серьезными травмами, а чаще всего родительскими наказаниями. Известно, что быстрая блошка первой на гребешок попадает. За любопытство, ведущее к неосторожности, в животном мире самцы, как и мальчишки, тоже расплачиваются тем, что чаще самок попадают в силки звероловов.

«Женская» биологическая роль, по Геодакяну, состоит в том, чтобы добытую информацию воспринимать, использовать, сохранять и передавать дальше. Эта «женская» задача осуществляется на биологическом уровне через выбор отца будущего потомства, отца как носителя именно тех качеств, которые достойны сохранения и продолжения в детях. Поскольку рожают самки, их количество в популяции не должно сильно падать. Не будет самок - не будет потомства. Живучесть самок - это залог дальнейшего процветания вида, поэтому женское начало больше тяготеет к динамической устойчивости, чем мужское, а женское поведение стабильнее, осторожнее, осмотрительнее.

Возможно, поэтому девочки не склонны, подобно мальчикам, экспансивно расширять свою территорию в исследовательских целях. Зато меньшие по сравнению с мальчишескими владения девочек обычно больше обжиты и психологически прочувствованы.

Вернёмся к работе Р. Хэрта. Если его первым открытием было обнаружение связи между полом ребенка и объемом освоенного им пространства, то второе касалось возрастных особенностей детского территориального поведения. Хэрт обнаружил, что объем активно используемой детьми территории медленно, но неуклонно растет по мере приближения детей к школьному возрасту. Поступление в школу вызывает резкое, скачкообразное увеличение освоенной территории. Это происходит и у мальчиков, и у девочек не только потому, что школа обычно находится на некотором, иногда довольно значительном, расстоянии от дома. Меняется весь уклад жизни ребенка и его социальный статус: он теперь школьник. Все чаще родители посылают его с различными поручениями, что сразу расширяет диапазон мест, которые он посещает, и соответственно - площадь освоенного им пространства.

Около девяти лет большую роль в жизни ребенка начинает играть велосипед. Появление собственного подросткового велосипеда становится символом посвящения в новый возраст. Это замечательное средство передвижения дети активнейшим образом используют для освоения окружающего мира. Любимое занятие в этот период - групповые велосипедные прогулки по окрестностям.

От семи лет до завершения подросткового возраста площадь освоенной ребенком территории стремительно расширяется. Но, по данным Р. Хэрта, люди обычно на этом и останавливаются: достигнув подросткового возраста, они уже не склонны исследовать новые пространства, а живут в известных им пределах и другого не ищут, занятые своими делами. Правда, нужно учесть, что весь описанный выше материал был собран Хэртом при исследовании жителей крошечного американского провинциального городка. Конечно, территориальное поведение жителей большого города будет иметь свои особенности. Хотя, как мы увидим позже, есть много реальных оснований утверждать, что Р. Хэрт точно уловил важные закономерности детского территориального поведения.

Для характеристики территории, освоенной животными или человеком, обычно используются три базовых понятия: «границы», «пути» и «места». В них отражаются основные аспекты территориального поведения.

Понятие «границы» воплощает в себе противопоставление «своего» пространства - «чужому», «внешнему», «другому».

Для животного «своя» территория - это пространство, на котором оно живет, кормится и выводит потомство. Защищенность границ от посягательств чужих является проблемой выживания. Поэтому животные маркируют границы своих участков, чаще всего оставляя там пахучие метки. Для пришельца они становятся сигналом: не ходи, здесь чужая территория! - нечто вроде табличек: «Частное владение», которые можно встретить в загородной местности в западных странах.

Тема выгораживания человеком своих пределов в пространстве, уже населенном животными, замечательно описана в книге известного канадского зоолога Фарли Моуэтта «Не кричи, волки!». Он в одиночку отправился в многомесячное путешествие в дикую канадскую тундру, чтобы изучать поведение волков. Найдя удобное место, Моуэтт начал обживаться поставил палатки для жилья и для склада продуктов и снаряжения. Вскоре он убедился в наличии у волков сильно развитого чувства собственности по отношению к их территории, границы которой были ясно обозначены на волчий манер. Моуэтт, будучи специалистом по поведению животных, сразу понял, что в чужом монастыре надо жить по принятому там уставу. Поэтому он решил заставить волков признать факт его существования. Как-то вечером, когда волки ушли на ночную охоту, он сделал заявку на собственный земельный участок. Однако застолбить его оказалось труднее, чем Моуэтт предполагал. Вскипятив большой чайник воды, он как следует напился чаю и, подождав немного, пошел метить границы своего участка. На каждом крупном пучке травы, на кочках и деревьях вокруг лагеря он «расписался». На это ушла большая часть ночи: пришлось часто возвращаться в палатку и выпить неимоверное количество чая. Одного чайника не хватило. Работа была завершена только к утру. Довольный собой, Моуэтт залез в палатку и стал наблюдать. Первым явился волк. Он внимательно обошел и обнюхал все метки человека и около каждой из них с внешней стороны поставил свою: я тут был - я вас понял! Дело заняло 15 минут. С тех пор все животные-соседи уважали права хозяина участка и учитывали его границы (хотя метки приходилось обновлять каждые несколько недель). Человек оставил животным сообщение на их языке, и они приняли его к сведению.

Людьми границы территории переживаются, прежде всего, как пределы владений и зоны личного или группового влияния: «мое», «наше». В человеческом сообществе приграничные конфликты часто бывают особо острыми и болезненными из-за того, что они в большей степени связаны со столкновением психологических мотивов, а не только с борьбой за материальные блага. Психологическое противостояние часто получает свое символическое выражение в виде борьбы за территорию.

Чем менее зрелой является личность, тем слабее она ощущает собственную идентичность - определенность, целостность, устойчивость и осознанность самой себя. Недостаток внутренней самотождественности обычно компенсируется большей опорой на внешние формы, в которых Личность материализуется, утверждая свое присутствие и значимость, как для других, так и для себя.

Утверждение своего «Я» через демонстрацию хозяйского положения в определенном пространстве характерно для детей. Они склонны оставлять следы своего присутствия на освоенной ими территории. Они налаживают взаимоотношения с этим пространством, буквально оставляя частицы себя в явных и потаенных местах. Конкретные формы детских способов овладения территорией мы рассмотрим в следующих главах. А пока отметим, что понятия «наш двор», «наша улица», «наши места» всегда важны и для переживания самотождественности детских и подростковых групп. Их «коллективное Я» тоже осознает себя через свое хозяйское владение определенной территорией, а одним из средств сплочения такой группы становится защита принадлежащей ей территории от чужаков.

Связь между пространственным поведением ребенка и развитием его личности ярко проявляется в подростковом возрасте через особенности «пограничных конфликтов» с родителями. Базовой психологической задачей подросткового возраста как раз и является активное формирование личностной идентичности, а попросту говоря - настойчивая необходимость ответить самому себе на вопрос: «Кто я?» В это время подросток начинает «выламываться» из старых иерархических отношений «поучаемый ребенок» - «распоряжающийся взрослый». Он активно стремится утвердить более взрослые и полезные для его развития горизонтальные отношения со старшими «личность» - «личность» в отличие от вертикальных («старший» - «младший»). Неприемлемые для него прежние, отношения подросток особенно быстро замечает и остро реагирует на них в моменты нарушения взрослыми границ его телесного «Я» или границ принадлежащей ему территории.

Например, его раздражение часто вызывают бесцеремонные прикосновения родителя, который пытается без спроса поправить надетую набекрень шапку, по-другому завязать шарф или застегнуть пуговицу. Для подростка эти действия являются не только грубым вторжением в интимно-личное пространство его телесного «Я», но и демонстрацией того, что родители воспринимают его как маленького ребенка - частицу их самих, являющуюся их собственностью. Ведь признаком маленьких детей является открытость их границ и телесная доступность для родителей.

Схожие проблемы можно наблюдать и в отношении домашней территории. Чем ближе ребенок к подростковому возрасту, тем больше он подчеркивает значимость своей двери - границы между общим пространством квартиры и входом в его комнату, если таковая есть. Если же нет - настойчиво мечтает о собственном закутке - маленьком мирке, где будет все свое. Бывает, что подросток, гордясь остроумием, вешает на дверь своей комнаты табличку: «Посторонним вход воспрещен» или «Не влезай - убьет» - с черепом и костями, снятую с электрического столба. Этим он демонстративно усиливает идею запретности, недоступности своей территории для всех остальных, для тех, кто «не-Я».

Его комната переживается им как проекция его личности, которую надо оберегать от вторжений, так как она еще непрочна, недостаточно определена, ее легко уничтожить более сильному. Кроме того, для подростка нова и интересна сама идея обособленности и заповедности собственного мира, поначалу выраженная как пространственная недоступность для других, Юной личности придется еще долго расти, чтобы дойти до понимания древней латинской формулы; все мое ношу с собой. А пока подросток борется за то, чтобы его порог не переступали без спроса, в частности чтобы родители стучались при входе и не наводили свой порядок в его отсутствие. В некоторых семьях такой проблемы вообще не существует - родители с малолетства уважают личностные права ребенка. Но бывает и наоборот. По разным причинам родители могут быть не готовы к тому, что в их семье появилась еще одна личность, претендующая на равноправие со взрослыми. Поэтому иногда родители нарушают границы домашней территории своего повзрослевшего ребенка с той же воинственной демонстративностью, с какой подросток их защищает. Они делают это, чтобы доказать свою решимость удерживать власть в своих руках, Надо сказать, что в этих случаях родители обычно действуют под влиянием глубинных проблем своей собственной личности, которые они плохо осознают, прикрываясь псевдорациональными объяснениями своего поведения.

В общих чертах и на нескольких примерах мы обсудили тему «границ» и теперь перейдем к характеристике второго базового понятия - термина «пути».

Путями называются привычные траектории движения, которые избирает существо, перемещаясь в пространстве своей территории. Это может быть лесная тропа к водопою, дорожка, проложенная домашними муравьями по стене кухни, или излюбленные маршруты ребенка от дома до школы от школы до дома. Путь связывает места, которые являются целями передвижения. Его можно охарактеризовать, исходя из таких свойств, как протяженность и удобство, знакомость, безопасность при перемещении. Для человека интерес может представлять и сам путь как таковой, поскольку он доставляет ему разнообразные и приятные переживания.

Кто-то спокойно пробежит мимо вонючей помойки, не обращая на нее никакого внимания, руководствуясь только одним соображением: здесь дорога короче и можно быстрее добраться до остановки.

Кто-то пойдет к той же остановке более длинным путем, лишь бы идти по красивой дорожке между кустов сирени, а не рядом с помойкой.

А кто-то специально проложит маршрут через помойку, чтобы, проходя мимо, хотя бы ненароком глянуть - нет ли там чего-нибудь интересного, чего не было вчера. В этой роли может оказаться младший школьник, старик или строитель дачного домика - у каждого возможен свой собственный интерес, хотя они далеко не отбросы общества, проводящие свое время на помойках.

Как помнит читатель, в исследованиях Р. Хэрта дети отмечали на картах городка все свои перемещения в течение дня. Этот эксперимент, а также совместные прогулки с детьми по окрестностям позволили Хэрту установить важный факт: далеко не всегда дети пользуются дорогами, которые проложили взрослые.

Часто ребенок находит свой собственный путь до нужного места и пользуется им достаточно регулярно. С точки зрения взрослого этот путь может быть неудобен, странен, а иногда и слишком долог. А ребенка привлекает возможность пролезть в дыру в заборе, пройти вдоль канавы с головастиками, воспользоваться опасным шатким мостиком и т. д. На этом пути будет и острота ощущений, и возможность понаблюдать за интересными объектами, и испытания на ловкость и храбрость, и общение с любимыми местами.

Данные Р. Хэрта согласуются с нашими наблюдениями и исследованиями. Разница в географическом положении и особенностях воспитания в России и Америке ничтожна по сравнению со сходством общих принципов детского территориального поведения. Можно добавить, что выбор того или иного пути у детей (как и у взрослых) может также зависеть от множества психологических причин: настроения, наличия свободного времени и т. п. В наших исследованиях обнаружилось, что даже статус ребенка в группе сверстников может повлиять на то, какой дорогой он возвращается из школы домой.

Для ребенка очень важен сам факт того, что он идет самостоятельно найденным путем. Это иной, свой путь, не такой, как у взрослых, и даже не такой, как у других детей. Ребенок ощущает себя первопроходцем, открывателем и хозяином собственного мира. Хотя формально это тот же самый мир, где живут все остальные, но переживается он как мир, по-настоящему открывающий свои тайны только избранному.

Бывает, что ребенок хочет поделиться открытиями с ближайшими друзьями и приобщить их к своим переживаниям, но с горечью обнаруживает, что далеко не всякий человек может разделить его восторги. И даже самый близкий по духу компаньон будет воспринимать в окружающей природе что-то свое. Тончайший интимный творческий контакт, налаживаемый ребенком с открывшимся ему ландшафтом, глубоко индивидуален. В этом соединении ребенок действительно порождает «свой мир», где сливается воедино и то, что он видит, и то, что он эмоционально переживает, думает, фантазирует.

Эта проблема очень точно описана в рассказе одного из моих информантов, детские годы которого прошли в одном из пригородов Петербурга:

«Обычно я шел домой по ручью, хотя рядом была дорога, которая вела кратчайшим путем к дому. Ручей был для меня целым миром. В одном месте он был узким, и его можно было перепрыгнуть, в другом - разливался, и я придумывал, как его перейти. Не раз я там мочил ноги. Родители не понимали, где я умудрился это сделать, но не очень ругали.

По сторонам ручья были огороды, цветники, сады. Я видел, у кого что растет, что где зацвело и топится ли печка.

Этим путем я ходил всегда один. Мои попытки показать свой ручей брату не увенчались успехом. Ему он был неинтересен…»

Третье и последнее базовое понятие, характеризующее освоенную территорию, - это термин «место». В контексте последующих глав под термином «место» мы будем понимать некий локус пространства (по-латыни «локус» - это и есть место, понимаемое как пространственный факт), где существо удовлетворяет какие-либо потребности и испытывает определенные чувства. Иначе говоря, это субъективно значимый, эмоционально окрашенный островок в пространстве мира, который человек посещает для какой-то надобности.

Понятие «места» растяжимо. Все зависит от того, в каких координатах оно мыслится. На вопрос родителя: «Куда мы пойдем гулять в воскресенье?» - петербургский ребенок может ответить: «В Тавригу!» В этом случае Таврический сад будет им переживаться как «место» по отношению к пространству города в целом. Но, придя в сад, ребенок обычно устремляется в свои любимые места. Например, зимой для мальчика это будет берег озера, где есть удобный склон для катания на санках и хороший каток для спуска на ногах. Летом он обязательно хотя бы на минуту забежит на железный мостик, чтобы почувствовать, как покачивается и поскрипывает под ногами металлический настил, а потом спустится под темную арку, туда, где скользко и сыро, чтобы проверить, какие букашки и рыбки плавают сегодня в мелкой воде заросшего илом протока.

Наши наблюдения за детским территориальным поведением позволили выделить перечень мест, которые посещают дети.

Во-первых, это места игр. Моя ученица психолог Н. Г. Путятова занималась картографированием мест игр и развлечений детей одного из кварталов в центре Петербурга. Оказалось, что когда дети младшего школьного возраста выходят гулять, то они склонны группироваться в однополые компании, которые располагаются неподалеку друг от друга, но отдельно, и играют там в свои игры, например девочки - в «школу мячиков», а мальчики - в «ножички». То есть у детей существуют постоянные (хотя внешне никак не обозначенные) «девчоночьи» и «мальчишечьи» игровые места. Когда же девочки и мальчики объединяются для общей игры, например в прятки или в пятнашки, то вся группа передвигается на место, находящееся посередине между их привычными площадками. Интересно, что если смешанная группа детей играла в более «мальчишечьи» игры, типа казаков-разбойников, она сдвигалась ближе к территории мальчиков. Когда же игра была более «девчоночьей», например прыганье через скакалку (двое крутят, один скачет, остальные ждут своей очереди), то все перемещались в сторону игровой территории девочек.

Кроме того, у детей существуют излюбленные места для определенных игр: у глухой стены удобно играть в «школу мячиков»; во дворе, где стоят машины и штабеля ящиков, - есть куда прятаться; на площадке перед школой можно свободно гоняться друг за другом, и т. д.

Другой тип детских «мест» - это «страшные места». Они относятся к разряду опасных, запретных, чуждых ребенку пространственных зон, но составляют среди них особую категорию. Обычно дети считают «страшными местами» не обитаемые людьми замкнутые пространства: подвал, чердак, старый погреб или колодец, заброшенный дом и т. п. Входы в эти места становятся для детей точками соприкосновения обыденного мира ребенка с миром иным - таинственно-мрачным, населенным непонятными враждебными силами, живущими по нечеловеческим законам. От них веет могилой, и они вызывают у ребенка экзистенциальный ужас. Но, как известно, «все, что нам гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья». Поэтому посещение «страшных мест» - это особая традиция детской групповой жизни, о которой мы подробно расскажем в главе 6.

Еще одним видом «мест» являются места интересные, где можно беспрепятственно наблюдать чужую жизнь, потаенную, необычную, не такую, как у ребенка. Чаще всего это жизнь или совсем маленьких существ (муравейник, канава с головастиками, у которой некоторые дети готовы сидеть часами), или, наоборот, - больших людей, которые не знают, что на них смотрят и заняты чем-нибудь интересным для ребенка (окно в мастерскую, где что-то шьют, варят, точат, строгают). Обычно такие места дети любят посещать без сверстников, чтобы они не мешали сосредоточиться.

Есть у детей и «злачные места», где удовлетворяются особые потребности: добывается запретное или совершается не должное. Самым типичным местом такого рода является свалка, которой посвящена следующая глава.

Как и у взрослых, существуют у детей места уединения, где не потревожат, где уютно и удобно. Это может быть индивидуальное место, куда ребенок уходит, чтобы пережить обиды, успокоиться, обрести контакт с самим собой, помечтать: выходящее в сад крыльцо деревенского дома, любимые качели, мостки над прудом, беседка и т.п.

Места встреч, наоборот, являются местом общего сбора окрестных детей, вечерних посиделок, задушевных разговоров компании приятелей. Их выбирают там, где удобно сидеть, много места, всех видно и взрослые не докучают.

Последняя категория мест, о которых важно упомянуть, - это места экзистенциально-философских и религиозных переживаний, самостоятельно найденные ребенком. Обычно он ходит туда один, чтобы пережить особые состояния души. Вот один из примеров:

«Когда мне было лет восемь-девять, я жила в Анапе. Самые яркие впечатления я сохранила благодаря самостоятельно полученному опыту - в одиночестве.

Меня захватывало переживание заката солнца, который я наблюдала, сидя на большой вышке, слушая шум ветра в ветвях и вдыхая запах травы и моря. В эти минуты я думала о вечности, о скорости жизни.

Меня переполняло чувство причастности ко всему и грусти. Это я вспоминаю до сих пор».

Обо всех этих местах мне рассказали в устных интервью или отвечая письменно на мои вопросы около сотни людей разного возраста и пола.

Оказывается, что и детей, и взрослых одинаково тянет туда, где для них может совершиться что-то нужное и важное. В следующих главах читатель обнаружит, насколько странные места выбирают иногда люди. Что движет ими? Зачем они туда ходят?

В общем виде на этот вопрос можно ответить так: подобное тянется к подобному.

Притягательные для личности места оказываются точками сгущения определенных событий, отношений, состояний, внутренне связанных с теми душевными проблемами, которые человек решает в данный момент своей жизни. Обычно атмосфера такого места символически выражает некую ключевую тему, прочувствовать которую хочет стремящийся туда человек. Причем сам человек (а это равно может быть и ребенок, и взрослый) большей частью совсем не понимает причин своей неожиданной тяги к тем или иным местам. Он просто чувствует, что ему туда хочется.

Осознание внутренних мотивов своего поведения даже у взрослых людей может прийти через много лет. Интересно, что это довольно часто происходило с моими взрослыми информантами именно в процессе рассказа, когда человек описывал события минувшего. Мои вопросы заставляли вспомнить в подробностях то, над чем он никогда не задумывался. Когда же прошедшее оживало в рассказе, некоторых людей озаряло понимание того, почему в определенные моменты жизни они любили бывать в определенных местах.

Например, взрослых людей, находящихся на душевном перепутье, тянет в места, отмеченные признаками переходности: там что-то завершается, а что-то начинается, это места перемен, превращения одного в другое, места, где совершается выбор направления действий, происходят активные перемещения, течение. Там человек может прочувствовать глубинную динамику жизни, законы ее круговращения и вечные законы бытия. Для взрослых такими местами являются пристани, вокзалы, перекрестки дорог, мосты, кладбища, реки, море и, конечно, церкви.

Возьмем в качестве иллюстрации вокзал. По делу туда приходят или те, кто уже выбрал свой путь - купил билет и отправляется в дорогу, или те, кто встречает приезжающих людей, которые добрались до пункта назначения.

А вот переживать вокзал как эмоционально значимое место и посещать его время от времени без видимой цели, вероятнее всего, будут люди, которые стоят на пороге перемен, которым хочется изменить течение своей жизни, выскочить из жизненной ловушки, расширить свой мир, пережить вместе с пассажирами дух тех далеких мест, откуда они возвращаются, и т. п.

Обратимся к свидетельствам тех, кто пережил это сам.

«Мы учились в университете на пятом, последнем курсе. Нас было трое подруг, и мы обычно возвращались с занятий вместе. Вообще-то нам надо было уже от метро в Гостином дворе разъезжаться в разные стороны, но мы не могли расстаться.

Мы очень переживали по поводу того, что будем делать после выпуска - какую работу удастся найти и как будем работать, если ничего практически делать не умеем. Было страшно выходить в жизнь, как нам казалось, совсем неподготовленными.

И вот мы держались друг за друга, шли, разговаривали и двигались такой веселой компанией до Варшавского вокзала (в той стороне жила одна из девочек). Сидели там в зале ожидания на деревянных диванах, чувствовали, что не хотим расставаться, потом шли до следующего вокзала - Балтийского. Дальше нашей целью был Витебский. Там что-нибудь съедали и двигались обратно: проходили через Московский вокзал и заканчивали поход питьем кофе на Финляндском. На этот безумный маршрут уходило по четыре-пять часов.

Хорошо, что еще была ранняя весна, преддипломный отпуск и экзамены еще не скоро.

Главное, что мы такие странные путешествия по всем вокзалам города проделывали не один раз. Тогда мы совсем не думали о том, почему нас туда тянет. Просто шли, куда ноги несли. Почему-то нам на этих вокзалах очень нравилось сидеть в зале ожидания, на перрон мы никогда не ходили.

Только позже, вспоминая об этом, я с удивлением поняла, насколько точно эти сидения на вокзалах символически отражали нашу тогдашнюю жизненную ситуацию».

«Когда я начинал работать, то уходил вечером домой после девяти. На работе отношения не ладились, было одиноко. Дорога домой была неблизкая, но я шел обычно пешком, чтобы попозже добраться: дома было много народу, некуда деться, и возвращаться туда не хотелось. Тогда у меня и появилась странная привычка по дороге делать крюк и заходить на вокзал. Я проходил внутрь, на перроне в любой холод покупал мороженое и съедал его там, глядя на поезда и спешащих людей, а потом шел домой. Непонятно, зачем я это делал, но так продолжалось до весны. Иногда мелькала мысль: как бы все удивились, если бы увидели меня здесь. Нормальный человек не пойдет же ни с того ни с сего в такое время на вокзал!»

Обсуждаемая нами тема нашла свое отражение даже в классической русской литературе. Вот лирический герой повести И. Бунина «Жизнь Арсеньева» в смятении духа приезжает на один день из южнорусской провинции в Петербург - северную, приграничную с Финляндией столицу России:

«Петербург! Я чувствовал это сильно: я в нем, весь окружен его темным и сложным, зловещим величием. В номерах было натоплено и душно… Я вышел, сбежал вниз по крутой лестнице. На улице ударила в меня снежным холодом непроглядная вьюга, я поймал мелькнувшего в ней извозчика и полетел на Финляндский вокзал - испытать чувство заграницы» (курсив мой. - М. О.).

Чем более зрелой является личность, тем лучше она осознает то, как на карту расстилающегося вокруг внешнего мира накладывается невидимая карта мира душевного. В картах социального мира хорошо разбираются профессионалы: практические психологи, этнографы, детективы, разведчики, писатели - они должны знать и чувствовать те места, которые привлекают героев изучаемых ими жизненных сюжетов.

Так же и всякий человек, который много путешествовал, знает, как за короткое время можно составить представление о духе города или селения и о характере его жителей. У каждого бывает своя стратегия относительно того, какие места для этого нужно посетить прежде всего. Один чешский любитель путешествий рассказывал мне так:

«Приехав в новый город, я сразу иду в три места - в церковь, на кладбище и в ресторан. Там смотрю, как люди этого города живут духовной жизнью, как они относятся к смерти и к своим предкам и как они веселятся и радуются жизни. Все, что мне нужно, я могу узнать в этих трех местах».

Естественно, другой человек выберет другую стратегию. Ну а мы отправляемся в потаенный от взрослых мир детей и начнем знакомиться с ним с посещения «страшных мест», которым будет посвящена следующая глава.