Развитие проблем психологии личности в 80-90-е годы

Печатается по изданию: Психологическая наука в России XX столетия: проблемы теории и истории. Под ред. А.В. Брушлинского. - М.: Издательство "Институт психологии РАН", 1997. - С. 331-367.

​80-90-ые годы могут быть выделены в отдельный период развития психологии личности не по фактической принадлежности (году издания) тех или иных работ, но по новым тенденциям развития личностного направления исследований и раздела общей психологии. Первым и главным признаком этого периода являются обращение к исследованию реальной личности и создание таких моделей, в которых воплощались бы особенности личности данного общества в данный период времени. Эта тенденция, как отмечалось выше, не является новой для отечественной психологии, поскольку именно она была наиболее выражена в психологии двадцатых годов. Именно в силу этого исследования приобретают все более конкретный характер, концепции охватывают не только глобальные, но и детализированные проблемы психологии личности. Если в шестидесятых-семидесятых годах в период начавшейся "оттепели" в психологии наметился гуманистический подход к личности, который представлял собой альтернативу социалистической идеологии, то в восьмидесятые и последующие годы он окреп, конкретизировался, распространился и проявил себя в ряде новых для отечественной науки областей. Для советской идеологии было характерно не только создание стандартной модели личности "советского человека", не только провозглашение утопического тезиса о гармоничной всесторонне развитой личности (в котором, нужно признать, на свой лад звучал ценностный аспект), но теоретическое и практически-жизненное утверждение жесточайшего принципа "советский человек может все": план любой ценой, строительство социализма любой ценой и т.д. (это неоднократно отмечала в своих работах по философской антропологии Л.П. Буева). Гуманистический подход к человеку в отечественной психологии выразился не столько в знакомстве с идеями Роджерса, сколько прежде всего в нарастающем внимании (даже в таких прикладных областях психологии, как инженерная) к цене человеческой деятельности, т.е. к тем реальным личностно-психологическим затратам, которыми достигается тот или иной результат.

Переход от абстрактного гуманизма, выраженного в формуле о человеке как цели коммунизма к реальному гуманизму потребовал, во-первых, выявления тех противоречий, которые препятствуют реализации его человеческой сущности что, выразил своим трагическим вопросом еще Рубинштейн: "Как человеку стать (или остаться) человечным в бесчеловечном мире?" Во-вторых, переход к реальному гуманизму выразился в сближении психологии личности и этики, в обращении исследователей к нравственно-ценностным аспектам и поведения, и мышления, и мотивации. Он выразился, в-третьих, в нарастающем внимании к проблемам здоровья и болезни человека, к проблемам психического здоровья личности: в последний период начинается бурное развитие психотерапии как прикладной области психологии личности, консультирования и предпринимаются попытки теоретического осмысления прикладных проблем личности. Гуманистический подход к личности проявляется в восьмидесятых-девяностых годах в частичном обновлении отечественной традиции, частичном приложении зарубежных стратегий и тактик психодиагностики [195 и др.]. Последнее действительно можно рассматривать как прямую альтернативу тезису "советский человек может все", поскольку психодиагностика оказывается направленной на выявление реальных, а не социально требуемых возможностей человека для установления его соответствия-несоответствия труду, профессии [76, 140, 154].

Осуществленная на рубеже этого последнего периода разработка Ломовым системного подхода и его последовательная реализация коллективом академического Института психологии способствовала переводу философско-методологических проблем, перечисленных выше, в ранг конкретно-научных исследовательских стратегий. Методологический анализ интегрируется с теоретическим и становится не только профессиональным занятием ведущих методологов, но проблемным научным сознанием всех психологов. Как справедливо отмечает В.К. Калин, происходит переход от описательного подхода к объяснительному [103, с. 14]. На первый взгляд, давно существовавшие в отечественной психологии методологические принципы и играли роль объяснительных, но реально оказывались априорными объяснениями. Особенность произошедших в восьмидесятые годы изменений заключалась в том, что, с одной стороны, значительно уменьшился удельный вес методологии в науке в целом (методология частично была отождествлена с идеологией и дискеридитирована по этому неправильному основанию). С другой - как тонко отмечает Б.А. Сосновский: "но методологически главное состоит в общности, явной преемственности многих основных постулатов отечественной психологии" [199, с. 14], т.е. методологические принципы из декларируемых категорических постулатов превратились в методологические ориентиры, которые и до сих пор составляют непреходящую ценность для многих современных исследований. В качестве методологических ориентиров они повышают уровень проблемности психологии, о чем также пишет Сосновский, отмечая по каждому конкретному вопросу, что осталось не исследованной, а что - требующей эмпирической проверки и доказательства проблемой. Таким образом, проблематизация психологии не снижает ее объяснительных возможностей, а напротив, повышает.

Если на ранних этапах развития психологии личности решающую роль сыграл личностный принцип как подход к исследованию всех психических процессов, то последний период отечественной психологии позволяет охарактеризовать ее всю целиком как личностно ориентированное знание, по терминологии Полани [186], Фейерабенда и др. Личностное основание присутствует и в исследованиях речи [123], мышления [50 и др.], памяти (Н.Н.Корж и др.) и т.д. И если работы 60-70-ых, например, даже такие глубокие, как В.К.Вилюнаса об эмоциях, все же замыкались на детализации самих по себе функций эмоций, то исследования восьмидесятых-девяностых, вписывают конкретные определения личностных "функций" (эмоций, воли и т.д.) в контекст функционирования самой личности. Например, обращаясь к исследованию воли как традиционно личностного образования, В.К.Калин пишет "одним из важнейших методологических вопросов проблемы воли является вопрос о том, в рамках какого целого может быть раскрыта функция воли, а через это и понята ее сущность" [103, с. 7]. Однако речь идет не просто о том, чтобы "вписать" волю в личностную "рамку" или ту или иную структуру, которая в конечном итоге, сосредоточивая внимание исследователей на соподчинении подструктур, не выводит к пониманию их функций в самом соотношении личности с миром, а о том, чтобы понять функциональные возможности самой личности, связанные с механизмами воли, эмоций и т.д. А такой подход является, в частности, реализацией системного подхода в его объяснительном, а не декларативном варианте. И при науковедческом изложении проблем психологии личности, а не только при характеристике ее как исследовательского направления, это изменение выступает очень ярко [163].

Конкретным выражением нарастающей роли объяснительного подхода и типа исследования является теоретическое моделирование, которое приходит на смену простому описанию предмета исследования, посредством столь же простой отсылки его к области проблем психологии личности. Подобный принцип моделирования несколькими десятилетиями ранее попытался обозначить Чхартишвили в своей докторской диссертации "Проблема мотива волевого поведения" (1955 г.). "Смысл мотивации, - писал он, - состоит именно в этом: ищется и находится деятельность, соответствующая основной, закрепленной в процессе жизни установке личности" [227, с. 104].

Такой же принцип заключен в предложенном Калиным подходе к воле: "функцией волевой регуляции является оптимизация процессов становления и удержания необходимой формы деятельности" [103, с. 9]. Также, давая определение способностей и прослеживая их превращение в профессионально-важные качества (ПВК), В.Д.Шадриков уточняет характеристики или параметры любой деятельности - производительность, качество, надежность и конкретно (в том числе эмпирически) прослеживает, как ПВК и лежащие в их основе способности обеспечивают соответствие субъекта тем или иным параметрам (требованиям) деятельности при ориентации на них субъекта [230]. В качестве основного выступает критерий предпочтительности [там же, с. 67], который, однако, субъекту иногда приходится минимизировать, чтобы осуществить деятельность не оптимальным путем, а тем, которым ее приходится осуществлять в сложных информационных или временных условиях [там же, с. 86]. Иными словами, прослеживается периодизация в логике постановки в данном случае проблемы способностей: на первом этапе соотносятся способности и деятельность, на втором - вводятся ПВК как своеобразный переходный "мост" между способностями и деятельностью (ее требованиями), а на третьем - способности определяются не только по индивидуальным критериям и критерию социальной успешности деятельности, но по критерию субъективно приемлемой успешности. И, наконец главное, проблема радикально преобразуется: и ПВК и способности рассматриваются с позиций их "использования" самой личностью в ее способе соотношения с деятельностью. Это преобразование проблемы является парадигмальным применительно к области психологии личности и всей психологии.

Подобным же функциональным способом К.А. Абульхановой-Славской определяется ответственность как задача, которую ставит перед собой личность при осуществлении деятельности - удержаться на уровне определенного качества ее выполнения, отвечающего притязаниям личности в течение определенного времени и при наличии непредвиденных трудностей [12, 75]. Аналогично определяется ею и сама активность личности как ее жизненная способность удержать себя в качестве субъекта своей жизни (или - в случае неспособности - превратиться в ее пассивного исполнителя) [11, 12].

Иными словами, идет ли речь о волевых качествах личности, о ее способностях, ответственности, ее мотивации или свойстве быть субъектом жизни, определение функций каждой из этих личностных "способностей" на современном этапе развития психологии личности дается через систему отношений личности с миром - деятельностных, ценностных и др., в зависимости от конкретной "стратегии", которую личность выбирает при реализации этих отношений.

Так, например, в системе понятийного анализа В.Д. Шадрикова в одних случаях личность в качестве субъекта деятельности "придерживается принципа "достаточности", а не принципа "максимума" [230, с. 104], которого достигает в других. В отношении использования тех же способностей личность может вступить на путь их чистой эксплуатации, скажем, в творческой профессиональной деятельности, ориентируясь в своей мотивации на достижимый с их помощью успех, или выбрать стратегию их профессионального совершенствования, путь трудоемкий и лишенный сиюминутного успеха, но в конечном итоге дающий ей иной, чем успех, источник удовлетворенности, определенную независимость от капризов профессиональной славы и т.д.

Подобного рода теоретические модели, в которых исследуемые параметры (или векторы связей этих параметров) вписываются в более общую, динамичную и зависящую от личности как субъекта (ее выборов, предпочтений, решений) систему (деятельности или отношений), неразрывно связаны с типологическим исследованием личности и построением реальных типологий [9, 34, 69, 118, 144, 182, 207, 216, 221 и др.]. Судьбу таких типологических исследований мы проследили с первых этапов становления отечественной психологии личности, начиная с Лазурского. Типологические исследования можно разделить на два основных направления, которые в конечном итоге окажутся неразрывно взаимосвязанными: одно из них имеет целью построение типологии (по тем или иным априорным основаниям) и другое - теоретико-феноменологическое выявление и обобщение существующих в реальности типов. Например, в период шестидесятых годах Н.И. Рейнвальд было дано определение трех типов: "созидатель", "потребитель" и "разрушитель" [182]. Впоследствии оно переросло в направление, имеющее целью выявление оснований, параметров, структур, которые могли бы быть положены в основу типологии, приводящей к перечню свойств личности. Так Рейнвальд выделила побуждающую, ориентирующую, контролирующую, оценочную и управляющую функции психического по отношению к деятельности, в качестве системообразующего фактора личности - направленность, а осознанность, организованность и интенсивность - в качестве трех основных параметров, сквозных для всех актов деятельности, свойств личности и ее структуры. Основной замысел данной и близкой к ней типологии заключается в преодолении предшествующего принципа структурирования личности, в попытках выделить сквозные для всех уровней личности или свойств личности параметры.

Типология, предложенная А.И.Крупновым, опирается на три интегральных переменных, которые были выделены Небылицыным [151] в качестве "наиболее общих оснований индивидуальности человека", а именно: активность, направленность и саморегуляцию. Базовые свойства личности, такие как инициативность, любознательность, трудолюбие, он интегрирует в континууме активности; ответственность, организованность и т.д. - в континууме саморегуляции и т.д., а каждое из конкретных свойств личности рассматривает как включающее информационно-познавательный, эмоционально-оценочный, мотивационно-смысловой, регуляторно-волевой, операционально-динамический, продуктивно-результативный компоненты [114, 115].

Э.А. Голубева, ставя своей конкретной задачей изучение способностей и склонностей, анализирует общие особенности типологического подхода и отмечает как одну из важнейших характеристик павловской типологии тенденцию к постоянному сопоставлению свойств ВНД и представлений о специально человеческих типах - художнике и мыслителе. Она предлагает модель, которая имеет в своей основе три универсальных первоосновы способностей: две - со ссылкой на Н.С. Лейтеса, выделившего активность и саморегуляцию [124], и третью - со ссылкой на Ананьева - направленность, и, в свою очередь, опирается на четыре сквозных параметра структуры личности - эмоциональность, активность, саморегуляцию и побуждение, включая в качестве подструктур личности мотивацию, темперамент, способности и характер [69, 70].

Однако, следует обратить внимание на то, что эта типология построена по основанию связи "организма и личности", а не "личность - деятельность", что необходимо учитывать для сопоставления разных типологий. Сквозными же в голубевской и крупновской типологиях, несмотря на указание разных источников их разработки, оказываются понятия саморегуляции, активности и - в определенной степени - направленности. Как справедливо отмечает сам Крупнов, на данном историческом этапе "важно не столько само по себе составление перечней важнейших свойств личности, сколько разработка теоретически обоснованных критериев их выделения" [115, с. 32].

Очевидно, что перечисленные типологии строятся на определенной структурной или структурно-функциональной модели личности и ее свойств. Собственно типологические свойства оказываются проявлением некоторых сквозных параметров, в число которых большинство авторов включает эмоциональность как наиболее многогранный и динамичный, связанный практически со всеми остальными параметрами компонент или механизм. Важнейшей особенностью типологии, предлагаемой Э.А. Голубевой, является ее связь с измерительными процедурами способностей. Таким образом осуществляется синтез типологий дифференциальной психологии и психофизиологии и личностной типологии, который она характеризует как "индивидуально-типологический подход" [69, с. 80]. Еще в 1969 г. В.М.Банщиков и Г.И.Исаев во время конференции, посвященной проблеме личности, во многом опираясь на идею Рубинштейна об относительной независимости функции от строения (и возможности функционального изменения деятельности независимо от строения), высказали интересную позицию по поводу типологии личности [159]. Во-первых, они отметили роль выявленных Ананьевым и И.М. Палеем корреляционных плеяд - сложноветвящихся цепей связей между отношениями и свойствами личности, интеллектуальными и другими психическими функциями, соматическими и нейродинамическими особенностями человека [159, с. 79]. Во-вторых, они высказали важную идею о принципе иерархического "снятия" особенностей одних функций функциями (или свойствами) другого уровня. В-третьих, они сформулировали ряд противоречий, связанных с самодвижением личности и гипотезу, что типология личности прежде всего должна вскрывать ее отношения (и противоречия) со средой.

Мы бы комментировали эти соображения так, что в психологии сложилось два - в известном смысле противоположных представления об иерархических закономерностях психических систем (прежде всего личности). Одно утверждает, что закономерности высшего уровня преобразуются и конкретно проявляются на низшем. Второе - что высшее "снимает" низшее - в том, в частности, смысле, что свойства темперамента могут на высшем уровне преобразовываться и изменяться (хотя сам В.М.Банщиков считает, что "определенные типы высшей нервной деятельности соотносятся преимущественно лишь с определенными характерами... выработать иной характер на основе таких типологических особенностей очень трудно" [159, с. 80].

Мы поддерживаем идею возможности "снятия" высшими уровнями личностной организации особенностей (и закономерностей) низших, их коренного преобразования. Но считаем, что такое "снятие" является не универсальным законом, а проявлением тех самых особенностей личности, которые и подлежат типологизации. Это зависит от способа саморегуляции, самоорганизации личности, благодаря которому одерживают "верх" ее высшие или низшие уровни. В свою очередь, соглашаясь с третьей, высказанной в очень общей форме идеей о типологии, охватывающей не личность саму по себе, а ее соотношение с действительностью, мы предлагаем "начинать" с построения типологий высших жизненных "способностей" личности, связанных с ее жизненным путем [9, 11, 12]).

Разработанный нами типологический метод исследования личности также имел в своей основе ее определенную теоретическую модель, которая, однако охватывала высший уровень организации личности и не имела своей основной целью прослеживания вертикальной связи с низшими уровнями личностной организации, как типология Э.А. Голубевой. Наша типология охватывала не соотношение "организм-личность" и не соотношение "личность-деятельность", а "личность - жизненный путь". Мы выбрали предельно широкий вариант основания: а именно - определили активность как жизненную способность личности, не только способность к деятельности, а основную ее характеристику связали со способом самовыражения (объективации) личности в жизни [11, 12]. Таким образом, если в выше приведенных типологиях за основание определения личности (даже при разных исходных отношениях, в которых она определялась: "личность - деятельность" или "организм - личность") выбирались три характеристики - активность, саморегуляция и направленность (как высший уровень интеграции личности, согласно Ананьеву, Рубинштейну и др.), то мы, опираясь на неоднократную критику понятия направленности (ее критиковали как дихотомию коллективизма и индивидуализма, как слишком аморфное описание, не включающее богатства, противоречивой сложности, интерактивности личности) заменили его в избранной нами системе анализа активностью. Понятие активности связывалось нами с определением личности как субъекта жизни и с мерой ее становления субъектом. Предполагалось, что активность - в зависимости от меры становления личности субъектом - имеет типологический характер. Для более конкретного определения активности, чем это имело место при характеристике направленности, мы выделили две основные формы активности - инициативу и ответственность и эмпирически исследовали соотношение и характер этих форм. Это исследование (и соответствующие типологии инициативы и ответственности) вскрыло более тонкие взаимоотношения внешних и внутренних детерминант активности [75]. Кроме того, мы разработали гипотетическую модель структуры активности. А именно, активность была определена как семантический интеграл притязаний и достижений личности, но, в отличие от К.Левина и Ф. Хоппе, мы включили в качестве опосредующего их звена саморегуляцию [5, 11, 12]. Таким образом, саморегуляция, в отличие от вышеуказанных типологий и способа сочетания понятий, идущего от Небылицына, Лейтеса и других, рассматривалась не как рядоположная активности, а как операционально-исполнительская составляющая и механизм активности, а последняя - как жизненная способность личности [12].

Определяя активность как семантический интеграл притязаний, достижений и саморегуляции личности, мы учитывали позицию А.В. и В.А.Петровских, которые определяя активность как одну из важнейших собственно личностных характеристик, во-первых, настаивали на необходимости дифференцировать понятия и сущность деятельности и активности, во-вторых, рассматривали ее как надситуативную, т.е. сущностную характеристику личности, а при определении деятельности, в-четвертых, обращали внимание не только она ее общественно-полезный Результат, но на его субъективную приемлемость, успешность Для субъекта (А.В.Петровский, В.Д. Шадриков, О.А. Конопкин и др.). Иначе говоря, если понятие направленности в итоге оказалось связанным лишь с ценностно-идеологической социалистической ориентацией, т.е. фактически свелось к характеристике сознания личности, а не ее реальной активности (действительность показала, что коллективистическая ориентация значительной части общества сочеталась с пассивным отношением к труду, психологией исполнительства), то понятие активности, раскрытое через притязания, включило (в том числе) ориентацию на тот или иной способ самореализации личности себя в деятельности. Притязания, как показали наши исследования, сами являются интегральной характеристикой ориентации личности и на социальное одобрение результата и способа ее деятельности, и на способ ее включения в совместную деятельность, и позицию в группе, и характер ее поведения в групповых отношениях. Причем эта ориентация притязаний и достаточно абстрактна (имея в виду социальные нормы) и, одновременно, включает и личностную, субъективную приемлемость и самого качества деятельности и способов преодоления связанных с ней трудностей и способов включения в различные групповые отношения. Однако, притязания не фатальны (как представлялась коллективистическая и индивидуалистическая направленность), а имеют прямую и обратную связь и с саморегуляцией и с "достижениями" (в терминологии Левина) и с удовлетворенностью (в нашей терминологии).

Саморегуляция как операциональный механизм реализации притязаний является гибким механизмом, который воплощает в себе не фиксированную, а экзистенциальную (в терминологии Рубинштейна) или процессуальную (в понимании Брушлинского) сущность личности. Притязания - лишь идеальная проекция личности, которая экзистенциально реализуется саморегуляцией, а последняя в нашем понимании (в отличие от понимания дифференциальной психологии и психофизиологии) охватывает не только "внутренний контур" личности (даже если иметь в виду разные уровни ее организации), а контур, сочетающий внешнее и внутреннее. Именно благодаря саморегуляции может быть экспромтом, а не намеренно, совершен тот самый смелый поступок, который затем обобщаясь (по Рубинштейну) превращается в устойчивое намерение вести себя смело. Необходимо выявить, насколько так определенные притязания близки пониманию В.А. Ядовым личностных диспозиций. Но, главное состоит в том, что саморегуляция является той вертикалью в личностной организации и самоорганизации, которая определенным образом соподчиняет и соотносит все уровни личностной организации. Такое понимание "задач" и функций саморегуляции преодолевает альтернативу, выявленную Хекхаузеном, когда одни личностные концепции рассматривают детерминацию личности, а другие - ее ситуативную обусловленность [223]. Этой альтернативой статика приписывается самой личности, а динамика - внешним условиям, ситуациям. На самом деле, как неоднократно отмечалось, личность и стабильна, что зафиксировано в ее определении как устойчивого психического склада человека, и изменчива. Однако применительно к ее активности можно говорить об устойчивости ее притязаний скорее в смысле их определенности и о динамичности - саморегуляции - в смысле согласованности ей внешних и внутренних условий. Удовлетворенность же, в свою очередь, входит в их интеграл, поскольку она "оценивает" по определенным критериям получившееся "произведение" притязаний на регуляцию, намерений на способ их реализации.

Семантическим интеграл активности является в силу своего единого ценностно-смысломотивационного характера. Именно притязания и саморегуляция, обеспечивая способ их реализации, решая задачу согласования системы внутренних условий друг с другом и внутренней системы и внешних условий между собой, по нашему мнению, образуют тот самый личностный смысл, который так и не получил окончательного определения в концепции А.Н.Леонтьева и его продолжателей (Д.А.Леонтьев). Волевая функция является составляющей саморегуляции, придавая активности и деятельности, в которую она воплощается, определенность и удерживая, можно сказать, "конституируя" ее форму, как справедливо заметил Калин. Однако, координирующая, согласующая, образно говоря, "дирижерская" функция саморегуляции, приводящая к определенной упорядоченности, организованному состоянию, не исключает того, что ею же разрешаются противоречия, которые требуют волевого или осознанного решения (или выбора).

Построенная нами на этих исходных теоретических основаниях типология имела прогрессивный, открытый характер, поскольку представляла собой скорее эипирическую методологию или стратегию исследования высших личностных способностей, в частности активности, дифференцированной нами на две основные формы - инициативу и ответственность. Она строилась не на структурных, а на функциональных принципах и поэтому типообразующие параметры были не априорно заданы, а представляли искомое, которое обнаруживалось в эмпирическом исследовании, моделирующем ситуации по типу естественного эксперимента (К.А. Абульханова-Славская, 1988, 1991). В более чем десятилетних исследованиях были получены типологии инициативы, ответственности, семантического интеграла активности личности, личностной способности к организации времени, социального мышления личности, и ряда других, сопоставление которых давало возможность отработки типологического метода или стратегии [11, 12, 34, 71, 75, 118, 207 и др.].

В шестидесятых-семидесятых годах конкретно-ориентированные исследования личности редко приводили к построению типологий. Например, появившаяся в области психологии управления западная типология руководителей затем была конкретизирована на основе отечественных исследований [92], но в последний период получение типологических результатов приобретает массовый характер, в одних случаях демонстрируя феноменологическую картину разнообразия личностных особенностей, в других - свидетельствуя о принципиальной необходимости изучения личности типологическим путем.

Однако типологический способ исследования не является единственным, поскольку другим путем выявления многофункциональности личностных свойств и качеств оказывается стратегия выделения ведущего или системообразующего фактора (или вектора). По такому принципу построены работы двух вышецитированных авторов, Калина и Сосновского, хотя посвящены они разным характеристикам личности - первое волевой регуляции деятельности, второе - соотношению мотива и смысла. Такой принцип анализа деятельности в свое время предложил А.Н.Леонтьев, выделив разные отношения в системе деятельности. Указанными авторами выделяются и аналитически рассматриваются векторы "мотив-цель", "мотив-потребность", "мотив-предмет", "мотив-смысл", "мотив-эмоция" и т.д.. В результате устанавливаются стратегические принципы, согласно которым одни составляющие должны быть исследованы независимо друг от друга, а затем соотнесены через целую систему опосредствующих отношений, другие - неправомерно сближать или отождествлять друг с другом как мотив и предмет (по мнению Сосновского), третьи, например, соотношение смысла и эмоций, по мнению Вилюнаса [59], "трактуются как проявления разных языков, выражающих единый мир пристрастного в психике и имеющих разные уровни обобщения" (цит. по [199, с. 49]). При таком способе теоретического анализа возникает возможность определения одного и того же явления (например, положительного или отрицательного качества волевого регулирования) разными детерминантами или его детерминированность сразу несколькими зависимостями. "Поэтому определения уровня эффективности волевого регулирования вряд ли целесообразно проводить без предварительного изучения типологических свойств нервной системы. - пишет Калин, - В противном случае мы можем принять за проявление положительных или отрицательных качеств волевого регулирования совсем другие свойства (например, низкую эмоциональную возбудимость квалифицировать как хорошую выдержку)" [103, с. 24]. Именно такого рода аналитико-синтетические стратегии могут порождать систему гипотез, требующих эмпирической проверки.

Иного типа исследования, например, мотивационной системы личности (В.Г.Асеев), носят исходно более синтетический характер, поскольку для определения указанной системы выделяются основания или "оси", выходящие за пределы ее непосредственных составляющих, таких как отдельный мотив или смысл или потребность и даже их векторы. Эти основания выявляются с помощью некой своеобразной оперативной методологии, которая сложилась в отечественной науке. В качестве мотивационной тенденции или "оси" выделяется так называемая содержательно-динамическая, интерпретируемая в категориях, принятых (Русалов и др.) для дифференциации собственно отражаемого содержания и динамических механизмов, которыми осуществляется это отражение, или для дифференциации ценностно-смыслового уровня личностной организации и собственно функционального (например, темпераментального). Далее Асеев опирается на принцип актуального и потенциального, развивая его более конкретно в трехзональную структуру мотивационной системы и отдельного побуждения, имеющую "центральную актуальную зону и две крайние потенциальные (экстремальные), в одной из которых активность содержательного или динамического типа не нужна в силу обеспеченности соответствующими внешними обстоятельствами, а в другой - невозможна или чрезмерна в субъективном представлении человека" [24, с. 5-6]. Эта идея чрезвычайно близка проведенному выше принципу анализа Шадриковым деятельности, согласно которому субъективные предпочтения (притязания, по Абульхановой-Славской) минимизируются в силу сложности внешних обстоятельств осуществления деятельности. Иными словами, субъект выбирает не оптимальную стратегию, отвечающую его притязаниям, а соответствующую трудным обстоятельствам. Третье "измерение" или "ось" мотивации составлена Асеевым по временному основанию "прошлое - настоящее - будущее". И далее им рассматривается совмещение или расхождение осей, дающее качественную характеристику мотивационной системы, вбирающее феноменологическое богатство ее реального функционирования (в отличие от традиционных схем, улавливающих лишь одно "измерение" мотивации). Мотивационная система оказывается описанной как в модальности желательности, т.е. инициируемой субъектом мотивации, так и необходимости (которая отмечалась еще Чхартишвили и др.), как в модальности удовлетворенности, так и неудовлетворенности, как в некоем нормальном состоянии, так и в состоянии функциональной депривации и перегрузки, как в положительном, так и в отрицательном качестве. В результате описанная мотивационная система представляет собой теорию и стратегию изучения "значащих" переживаний и значимости (подходы к которым были намечены Ф.В.Бассиным и Н.Ф.Добрыниным [29, 81, 82]). Подобная исследовательская стратегия близка к реализованной В.Н.Мясищевым, который, не строя типологии личности, однако сумел дать такие характеристики ее отношений, которые вобрали в себя многообразие реально существующих личностных "профилей".

В мотивационной концепции В.Г.Асеева нашел свое конкретное воплощение вариант системного подхода, который учитывает не только гармонию системы, но и ее противоречие между внешним и внутренним [22; 24].

Как отмечалось выше, высший ценностно-мировоззренческий уровень в иерархической личностной структуре привлек внимание психологов, философов и социологов, что выражало тенденцию сближения этики и психологии личности уже в 60-ых годах (О.Г.Дробницкий, В.Э.Чудновский, В.А.Ядов и др.). В 80-х годах нарастает гуманистическая тенденция в подходе к личности [68, 205], что, в частности, проявляется в интересе к собственно внутренним механизмам связи личностных и моральных (Н.В.Дубровина), моральных и интеллектуальных механизмов (Брушлинский, Воловикова, Темнова), в исследовании идеалов личности (Чудновский и др.), и целого круга феноменолого-теоретических проблем: преодоление либо внутренних (в частности, связанных с психическим здоровьем или пограничными состояниями личности) противоречий и трудностей (Зейгарник), либо жизненных кризисов (Анцыферова, Зейгарник, Братусь, Василюк, Тарабрина и др.)

Первое направление исследований осуществляется в лаборатории личности Института психологии РАН Анцыферовой, Бруш-линским, Знаковым, Темновой, С.К.Нартовой-Бочавер и др. Одновременно с теоретико-эмпирическими исследованиями сюда включаются два прикладных направления, а именно, создается Академическая школа психотерапии (Е.А.Спиркина) и почти одновременно лаборатория психологии посттравматического стресса (Тарабрина), в задачи которой входит не только разработка и отработка психодиагностических методов, но и практико-консультационная помощь находящимся в тяжелых посттравматических состояниях людям - участникам и жертвам чернобыльской катастрофы и афганской войны. Специально ориентированное на изучение типа личности "афганца" (участника войны в Афганистане) - исследование Знакова показало, что жизненный и личностный кризис таких людей связан с огромной совокупностью реальных обстоятельств трагической войны и одновременно с таким изменением их психологии и сознания, которое образует барьер непонимания их окружающими и становится источником новых депривации [98].

Психотерапевтические центры и консультации создаются в МГУ и других учреждениях при активном участии Столина, Братуся, Василюка, Д.А.Леонтьева и др., которые одновременно выступают инициаторами и лидерами Ассоциации гуманистической психологии. В течение многих лет Л.А.Петровской теоретико-практически разрабатывается направление, оказывающее содействие личностям, испытывающим трудности в общении [155]. В системе Российской Академии образования создается комплексная программа "Духовное возрождение личности и образование", научным руководители которой становится В.С.Мухина, направляющая исследования созданного в системе РАО Института развития личности [149 и др.].

В свое время построив гипотетико-теоретическую модель самосознания, В.С.Мухина заинтересовалась выявлением параметров этой модели у реальной личности и особенно личностей с ярко выраженными этническими особенностями самосознания, Живущих в условиях депривации. Эти многолетние исследования показали картину определенных деформаций самосознания и "я-концепции", что свидетельствует о необходимости определенных педагогических, социальных и культурных стратегий для оптимизации их развития.

Таким образом, в настоящий период разработки проблемы личности ее исследования располагаются в некотором континууме который имеет одним своим полюсом оптимальность, высшие уровни развития и достижений, а другим - пессимальные, кризисные, регрессивные или связанные с преодолением трудностей.

Восьмидесятые годы становятся периодом ренессанса концепции субъекта, которая была разработана Рубинштейном и Узнадзе еще в двадцатых годах, позднее конкретизирована Ананьевым, а начиная с семидесятых - момента выхода в свет книги Рубинштейна "Человек и мир" (1973) стала широко распространяться и была конкретизирована и развита его учениками - Абульхановой-Славской и Брушлинским. В настоящее время она стала основным научным направлением исследовательской работы Института психологии РАН по крайней мере на два пятилетия [51]. Если в предшествующие периоды развития отечественной психологии сущность гуманистического подхода к личности проявлялась либо в идеале гармонически развитой личности и стремлении ее сформировать [57, 61, 62, 73, 111, 138, 172 и др.], либо - более глубоко и содержательно - в понимании ее развития как человеческого духовно-нравственного становления (Анцыферова, Чудновский и др.), в признании ее индивидуальности, то в 70-90-ых годах - в контексте категории субъекта, превратившейся в целую проблемную область, рассмотрение личности приобретает явно выраженный аксиологический акцент. Для возглавляемого Брушлинским направления исследований центральной стала не констатация у личности неких ценностей, мировоззрения, включающего морально-этические принципы, а, с одной стороны, более классическая, с другой - весьма актуальная задача выявления того, как личность решает моральные проблемы и задачи. Эти исследования, носившие теоретико-эмпирический характер, соотносились с кольберговской концепцией уровней морального развития личности. Были выявлены собственно личностные детерминанты мыслительного процесса, во-первых. Во-вторых, обнаружено очень тонкое и неоднозначное соотношение интеллектуального и морального развития ребенка, что опровергло тезис Кольберга об опережении интеллектуальным морального развития (вполне в соответствии с когнитивной парадигмой) [59]. На детях была получена типология, в которой первый тип, не достигший определенного уровня интеллектуального развития (действительно в соответствии со схемой Кольберга), не рассматривал моральные задачи как собственно проблемные. Но зато второй тип со столь же невысоким уровнем интеллектуального развития, оказавшись не в чисто теоретической, а в жизненной ситуации (наличие в семье противоречий между родителями) при условии личностной вовлеченности в моральные ситуации демонстрировал (в противоположность Кольбергу) ведущую роль именно морального развития, побуждаемого ситуацией моральных противоречий, к уровню которого затем подтягивалось и интеллектуальное. И основным аргументом для углубления концепции Кольберга послужило выявление типа, который не будучи интеллектуально развит, решал моральные задачи "умозрительно", личностно отстраненно, что свидетельствовало о его нравственной глухоте (Воловикова, О.П.Николаева). На основе подхода к сознанию как жизненной, личностной способности была поставлена проблема социального мышления личности как способа функционирования сознания. И в исследовании А.Н.Славской выявлен, исследован и обоснован переход от интерпретации, которая в основном исследовалась герменевтикой в переводах, текстах как условие преемственности поколений, к интерпретации как способности социального мышления личности, как наиболее динамичному механизму сознания. В интерпретации, у разных типов по-разному сочетаются собственно интеллектуальные и ценностные, оценочные механизмы и отношения [207, 208].

Анцыферовой развивается динамическая концепция личности, в которой ставятся проблемы выхода личности за свои пределы, рассматривается диахроника ее развертывания в жизни и деятельности, условия достижения ею оптимального жизненно-деятельностного состояния, поиска новых мотивов, условия совпадения с характером деятельности [18]. В начале следующего десятилетия, опираясь на результаты проведенных под ее руководством исследований, она рассматривает уже не столько развитие личности как проявление общих закономерностей развития, не только развитие личности как динамику жизни и ее периодов, а развитие как высшую форму ее динамики, как ее качественное преобразование. Оно связано с повышением уровня организации, с возрастанием способности осуществлять себя в более сложной системе жизненных отношений и воспринимать по-новому мир: более структурированным, более интегрированным и содержательным. Ею выделяется специальная способность личности к развитию - способность удерживать и сохранять все позитивное содержание своей истории, аккумулировать результаты развития, актуализировать потенциальное содержание своего сознания и создавать нечто новое в мире и в самой себе, расширяя тем самым зону потенциального. Квалифицируя свой подход как психобиографический, она обобщает результаты исследований "субъективной картины жизни" как отражения в сознании человека прошлого, настоящего и будущего, субъективного переживания тех или иных периодов жизни человека по их насыщенности событиями, положенного в основу квалификации "психологического возраста" (А.А.Кроник), ведущей роли жизненных ценностей, лежащих в основе механизмов жизненных выборов (Л.С.Кравченко), роли когнитивного стиля личности (импульсивности-рефлексивности, по Дж.Кагану) в формально-динамических и содержательно-смысловых целеполаганиях [224].

Последнее исследование, выполненное в категориях содержательно-смыслового и формально-динамического, явилось серьезным дополнением и определенным развитием концепции мотивации Асеева, поскольку в нем также выявились особенности актуальных и неактуальных сфер значимости, индивидуальные зоны успешности-неуспешности, временные амплитуды удержания целей, а также конкретизацией общей концепции активности Абульхановой-Славской как семантического интеграла личности. В каждом типе (когнитивном стиле) личности выявилось особое сочетание уровня активности с уровнем самоконтроля, а также радикализм - консерватизм, выражающийся в большей или меньшей самостоятельности, что проявилось в многообразии параметров и архитектонике системы целеполагания каждого типа. Существенно подчеркнуть, что целеполагание, которое в отечественной традиции неразрывно связывалось с деятельностью, здесь выступило как собственно личностная жизненная способность [223] и позволило обратиться к новой проблеме самоутверждения личности [222].

Обобщая проведенные в лаборатории исследования, Анцыферова акцентирует проблематику жизненно-личностных трудностей, кризисов, барьеров: гипотезу И.И.Чесноковой о сензитивных периодах в развитии нравственного самосознания, которые подготавливаются противоречиями в моральном опыте личности, проблемными моральными ситуациями [226], данные исследования Е.С.Калмыковой о дисгармонии душевной жизни (как результате внесения в нее равно значимых для личности противоречащих друг другу позиций и мнений), результаты исследований предельных возможностей человека, показавшие типы содержательно-смысловых и функционально-динамических барьеров (Асеев, Е.Д.Туманов). Важнейшим является вывод о необходимости подготовки человека к трудностям реализации поведения, регулируемого высшими потребностями в связи с особенностями аскетической и гедонистической жизненно-потребностных стратегий [78, 79].

Эти обобщения подвели Анцыферову к обсуждению не только абстрактно-теоретических проблем жизненного пути, но актуальных сегодня проблем трудных жизненных ситуаций, которые составили характерную для второй половины двадцатого столетия психологическую проблему "совладания" личности с этими ситуациями, выявления конструктивных, неконструктивных и порождающих стратегий такого совладания. Она дает глубокую классификацию таких стратегий совладания, связанную с психологическими особенностями сознания и поведения личности, обобщая опыт мировой психологии в разработке данной теоретико-практической проблемы. Типологический подход к личности позволяет ей сформулировать положение о неоднозначном влиянии на личность трудных жизненных ситуаций, что в конечном итоге выступает как новое звучание рубинштейновского тезиса о личности как совокупности внутренних условий, о личностном опосредствовании процесса взаимодействия человека с миром.

В контексте рубинштейновской парадигмы предпринято исследование взрослой развивающейся личности, которое восполняет огромный вышеуказанный пробел в отечественной науке о личности, вскрывая особенности движения к личностной психологической зрелости [204]. Этот пробел оставался неосознаваемым, теоретически не рефлексировался психологами, хотя продолжали разрабатываться теории личности ребенка, подростка [217], и общая теория личности, но отсутствовала теория личности взрослого. Поэтому проблемы самоопределения, развития, самоактуализации личности рассматривались достаточно абстрактно вне определения критериев и качеств взрослости, зрелости. Интегрируя мясищевскую модель личности как отношений, рубинштейновскую триаду отношений личности к миру, другим людям и себе, Старовойтенко выделяет систему жизненных отношений личности, включающую интеллектуальные деятельно-продуктивные, социальные, профессиональные, нравственные и эстетические отношения к жизни, системообразующим центром которой является единство интеллектуального, профессионального и нравственного отношений, а основанием развития этой триады - "рефлексивное отношение личности к себе - субъекту жизни" [204, с. 8]. На этой основе ею разработан метод развития личности, состоящий в ценностно-смысловом и операциональном моделировании рефлексии и в последующем переводе рефлексивных моделей в способы самопознания и самоизменения личности, которое носит самообобщающий и проблемный характер. Здесь конкретно теоретически и методически реализуются идеи Абульхановой о проблематизации как способе разрешения противоречий, выстраиваясь в типологию ученых, ставших респондентами исследования. Метод исследования имеет двоякую - диагностическую и собственно развивающую функции, расширяя сознание личности, ее рефлексивные возможности и приобретает серьезное значение для практики консультирования, воспитания и саморазвития.

Развитие личности, наконец, перестает пониматься только как развитие личности ребенка в результате педагогических воздействий и связывается со способностью взрослой личности к самопознанию, с возможностями ее рефлексии, сознания [193, 194]. Так оказались, наконец, связанными две области психологии, долгие годы развивавшиеся изолированно - творческого мышления и психологии личности.

Обращение к личности взрослого является не столько вкладом в возрастную психологию, сколько достижением большей степени конкретизации в изучении личности, восполнением определенного пробела в науке. Опережая последующее изложение, можно сказать, что в самое последнее время в отечественной психологии появился некоторый интерес и к проблемам геронтологии. Одна из первых попыток подойти к этим проблемам в аспекте старения личности предпринята Анцыферовой на основании анализа и интерпретации обширных зарубежных материалов и касается разных личностных "способов" организации жизни в старости.

Отвлекаясь от исторической последовательности в разработке личностной проблематики, можно отметить, что произошла наметившаяся ранее дифференциация ряда направлений изучения личности:

1-е направление исследований личности в деятельности (или иногда, говоря точнее, исследование деятельностных модальностей личности: целевых, установочных, диспозиционных, по-требностно-мотивационных и, конечно, способностей);

2-е направление исследований личности в общении, причем последнее также дифференцируется на реальную коммуникацию и особенности включения в нее личности и идеальный - "интер" и даже "мета" индивидуальный пласт личностных проекций [86, 87, 164 и др.].

Внутри первого направления, в свою очередь, постепенно дифференцируются исследования личности и личностных особенностей познавательной деятельности (например, исследование мотивации учебной деятельности, предпринятое А.К.Марковой [139]) от исследований личности в деятельности. Под последней имеют в виду профессиональную, трудовую, т.е. практическую [140]. По-прежнему, в русле этого направления сторонниками деятельностного подхода (в его леонтьевском варианте) осуществляются исследования даже таких высших личностных образований как сознание [100, 166 и др.].

К их числу относится исследование В.Ф.Петренко и его учеников. Они изучали психосемантику сознания личности методом семантического дифференциала,специальным предметом которого явилась не личность в ее научно-психологическом понимании, а имплицитная теория личности, существующая в обыденном сознании (точнее, не столько теория, сколько эмоционально-образное представление о личности). Наиболее ценным представляется особый эмпирический характер такого рода работ, поскольку основной упор в них ставится на апробирование и разработку экспериментальных средств изучения личности (Петренко, А.Т.Шмелев, Е.Т.Соколова и др.). Важной особенностью таких исследований оказывается то, что, выполняясь в деятельностной парадигме, они непосредственно смыкаются с собственно коммуникативными модальностями личности, поскольку, например, в данном исследовании, речь идет о способе представленности в сознании личности другого человека.

Но, одновременно, внутри направления исследования "личность - деятельность" происходит дифференциация, которая, на наш взгляд, была недостаточно проведена в концепции А.Н. Леонтьева: внутренние деятельностные характеристики личности дифференцируются от проблем включения личности в реальную деятельность.

В монографии Шадрикова сделан новый шаг в понимании психологической системы деятельности. Суть его заключается в том, что существовавшая в психологии структура деятельности оказалась достаточно абстрактной, что привело к трудности или невозможности соотнести ее со структурой труда, профессиональной деятельности и с ее многочисленными видами, т.е. к невозможности спроецировать ее на модель реальной деятельности человека. Шадриков реализует функциональный подход к деятельности, опираясь на идеи Анохина и Рубинштейна, и на этой основе раскрывает всю сложность ее как функциональной системы, связывая способ ее осуществления с субъектом, выделяя не только традиционные мотив и цель, но личностные характеристики, выражающиеся в уровне притязаний и характере достижений, критериях субъективной приемлемости-неприемлемости результата. Он акцентирует и сам принцип выдвижения субъектом критериев принятия решений, составления программ деятельности и их изменения - в зависимости от тех или иных условий психологических стратегий. Автор рассматривает процесс становления личности субъектом деятельности как процесс качественного преобразования, реорганизации включенных в нее и обеспечивающих ее психических и личностных свойств в соответствии с требованиями деятельности и критериями самой личности. В высшей степени существенно, что при характеристике требований деятельности автор не ограничивается их частно-эмпирическим описанием, а выдвигает новую формулу - нормативных способов социальной деятельности, отвечающих характеристике деятельности как труда, параметрами которой являются производительность, качество и надежность. В данной монографии раскрыта "сущность процесса перехода от психических свойств к ПВК" [230, с. 78], механизм перестройки личностных способностей, их развития, координации и нового соподчинения в связи с требованиями деятельности и становлением личности в качестве субъекта. Процесс реорганизации способностей, их превращения в ПВК прослежен на разных уровнях - самих способностей (микроуровень), а на уровне самой личности (макроуровень) и последний описан в категориях выбора профессии, обучения, научения и включения в профессию. Таким образом, концепция системогенеза деятельности, выдвинутая Шадриковым ранее, получает здесь не только принципиально новое развитие, но является отражением нового уровня постановки проблемы соотношения личности, ее способностей, психических процессов и деятельности.

Из этой работы и из работ В.Н.Дружинина [88, 89] вытекают новые стратегии исследования, например, способностей, которые отвечают современному уровню психологической культуры, соединяя в себе строгость собственно диагностических процедур с функциональным подходом к их "измерению". Личностные и психические качества, свойства, способности исследуются и "измеряются" не сами по себе, а в разных условиях функционирования личности. Такой тип исследования требует чрезвычайно сложного, в том числе и математического моделирования, но только он и обеспечивает достоверность получаемых данных.

Личностные характеристики в самом высоком смысле слова (а не только мотивацию, способности и т.д.) выдвигают в качестве решающих психологи профессиональной деятельности, таких наиболее ее сложных и рискованных видов как летная. В.А.Пономаренко, воссоздавший в деталях специфику профессионального труда летчика, начиная от вхождения в профессию и кончая проблемами профессионального долголетия, отстаивает (в том числе и прежде всего в практическом отношении) необходимость знания и прав личности человека, доказывает роль личности как гаранта надежности, раскрывает совершенно особый духовно-нравственный тип его личности. Так профессионалы высочайшей квалификации из областей психологии труда "идут навстречу" проблеме личности, возвращая ей утраченный в умозрительных теориях смысл и пафос. То же относится к работам Е.А.Климова, заземлившего личностный подход к деятельности в разработке проблемы индивидуального стиля.

Ко второму направлению прежде всего относятся осуществленные также и в конкретно-исследовательском ключе работы А.А.Бодалева - проблемы восприятия человека человеком, в известной мере открывшие разработку круга проблем межличностной перцепции познавательных процессов в общении, социального интеллекта (В.Н.Куницына) и личности в собственно общении (Б.Ф.Ломов, А.У.Хараш, В.А.Кольцова и др.).

В данном разделе можно обозначить тенденцию, которая выше была отмечена в отношении направления "личность - деятельность": проблема "личность - общение" дифференцировалась на два основных направления - коммуникативные или "интериндивидуальные" проекции, атрибуции личности и личность в общении, в реальных коммуникациях. На наш взгляд, оба эти направления были ориентированы важнейшей теоретической формулой Ломова, который к отношениям субъект - объект, характерным для деятельности, добавил отношения "субъект - субъект".

В недавно вышедшей книге А.Б.Орлова "Психология личности и сущности человека: парадигмы, проекции, практики" (М.1995) совершенно справедливо отмечается, что в практике обучения и воспитания ребенка последний выступал в роли "его материала или объекта". Добавим к этому, во-первых, что это в основном, была практика обучения, построенная в парадигме Выготского. Во-вторых, усомнимся в том, что здесь взрослый (учитель, воспитатель) выступал в роли субъекта (как считает Орлов). Он являлся при вышеуказанной системе лишь субъектом педагогической деятельности, но не субъектом, проектирующим и воспитывающим личность ребенка. При всех условиях осуществленная Ломовым категоризация "другого" как субъекта позволила развить проблему восприятия другого человека как личности, поставленную в свое время А.А.Бодалевым [42, 43], и во-первых, поднять проблему отношения к нему как к субъекту, а, во-вторых, продолжить принципиальную намеченную Ананьевым линию на выявление качественной специфики субъекта познания в отличие от субъекта общения и от субъекта деятельности. Это не значит, что разные модальности связей человека с миром обособлены друг от друга, но выявление разных способов связи познания, деятельности и общения внутри каждой из этих модальностей не должно, на наш взгляд, размывать специфики субъекта. Мы считаем, что именуя общение деятельностью, т.е. размывая специфику каждого из проявлений личности, не уточняют и не углубляют познание их сущности. Эту именно позицию высказал Ломов в известной дискуссии о соотношении общения и деятельности.

Проблему отношения к другому человеку как к субъекту, а не средству, объекту в плане нравственно-этическом поставил еще Рубинштейн [188]. Петровский предпринял попытку раскрыть своеобразную форму идеализации отношения личности к другому как "вклада" в него, т.е. влияния на сознание, поведение и личность другого человека, которую он связывает с потребностью быть личностью (потребностью персонализации) и способностью (реализованной соответствующими деяниями) быть личностью [164].

Однако, дискуссионным, на наш взгляд, является его утверждение, что если эта способность атрофирована, человек перестает быть личностью [164, с.355]. Как отмечалось, эту дискуссию начал Давыдов, который считает, что личность - творчески ("свободно") и талантливо действующий человек, создающий новые формы общественной жизни. Позиция Давыдова радикальна, поскольку личностями, фактически, он считает только свободных, творческих, социально полезных людей. Нетрудно увидеть здесь противоречие точке зрения Лисиной, которая предлагает, напротив, максимально снизить возрастную границу проявления личности в ребенке. Существует, разумеется, проблема регресса и деструкции личности (алкоголиков, наркоманов, девиантов). Следовательно, необходимо уточнение понятий. Начать его можно с утверждения, что личностью не родятся, а становятся, но становятся дважды, а, на наш взгляд, и трижды.

Первое становление - это становление личности ребенка, которого, как и взрослого (даже рядового) нельзя лишить "звания" личности. Даже дефициты развития есть деформации развития личности, а не психических процессов. Второе становление нельзя просто назвать превращением ребенка во взрослого. Оно связано с выработкой личностью определенного способа жизни, с объективацией, самовыражением, но не только в деятельности, в другом человеке, но во всех формах жизни (не только социальной, но и личной). Этот способ, как и личность ребенка, может быть дефицитным, ущербным, деформирующим, но деформирующим личность. Наконец, третье становление - это достижение личностью вершин, однако, не обязательно социально-полезных и приемлемых, но вершин реализации своих возможностей, критериями которых является оптимальность самореализации личностью своих потенциалов. Этот третий уровень Ананьев считал индивидуальностью, а Давыдов - личностью. (Наверное, можно было бы сказать точнее "личностью в высшем смысле слова..."). К числу критериев последнего уровня можно отнести те, которые имел в виду Рубинштейн, когда писал, что ему ближе понятие "Человек" с большой буквы, чем более сциентистское понятие "личность": именно подъем человека на высший уровень его развития, его этичность, человечность. Но каждый из трех авторов имеет в виду разные аспекты и критерии личности "в высшем смысле слова": Ананьев - расцвет именно данной личности, ее реализацию, Рубинштейн - победу нравственного этического начала в личности, Давыдов - творчество, социальную продуктивность.

Ряд исследований оформились в особую - относительно новую и одновременно имеющую свои истоки область научного исследования - акмеологию, в которой реализованы идеи Ананьева о психологической зрелости личности и пике не только карьеры, но всего жизненного пути, его вершине - "акме" (Н.В.Кузьмина, А.А.Деркач, Бодалев, Климов и др.). Общая акмеология направлена на выявление комплексных закономерностей развития личности взрослого с учетом прогрессивных и регрессивных путей развития, выработкой критериев оптимальных уровней развития, его зрелых совершенных форм, стратегий и способов достижения субъектом вершин жизни. Это теоретико-прикладная дисциплина, призванная не только исследовать и диагносцировать этапы развития, но и содействовать ему. Специальная, или прикладная акмеология имеет свои педагогические, возрастные, профессиональные отрасли. Существенным результатом становления акмеологии для психологии труда и профессий является отход от чисто деятельностной безличной парадигмы в анализе профессий и профессиограмм, внимание к личности профессионала и этапам ее становления [154].

Таким образом, по-видимому, можно говорить о разных этапах становления личности, не привязывая общее понятие к одному из них, во-первых. Нужно говорить о прогрессивном и регрессивном развитии и состоянии личности (как говорил Мясищев о ее норме и патологии), но при этом именно о личности, во-вторых. И, наконец, в третьих, можно, как это и делают авторы, (поскольку по-прежнему, в отечественной психологии преобладают авторские концепции личности) предлагать в качестве существенных для определения личности различные критерии, не противопоставляя их определениям других авторов. Чем более многомерным и многосторонним будет эта совокупность определений, тем глубже будет наше проникновение в сущность личности.

Таким образом, проблема определения понятия личности необходимо включает еще один аспект ее рассмотрения - "личность в развитии" с учетом как возрастных периодов, так и конструктивных и деструктивных форм развития и его уровней. Как говорилось, отечественная психология началась в известном смысле слова с изучения развития личности ребенка, хотя по всеобщему признанию, несмотря на заслуги в исследовании психологии детства Запорожца, Эльконина и др., единственной полной теорией личности ребенка в ее развитии считается концепция Божович. Наиболее современным и полным, основанным на эмпирических исследованиях воссозданием личности на определенном - подростковом - этапе ее развития является многолетнее исследование личности Д.И. Фельдштейном [217]. В его работах четко проведена грань между определением сущности личности и разных направлений, форм и способов ее развития. В результате тщательного эмпирического исследования подростков им построена типология регрессивного направления развития подростка, которая соотнесена с идеальной моделью оптимального развития, имеющая ценность для педагогов, воспитателей [217, с. 231-232].

Целый комплекс исследований развития личности в современной системе обучения и образования проводится в Психологическом институте РАО под руководством В.В.Рубцова, целью является создание системы личностно-ориентированного образования (почти так же звучит название только что вышедшей книги И.С. Якиманской [237].

Подобным образом психология труда и профессий выдвигает личность в качестве центрального понятия и сущности, минуя которую нельзя объяснить ни одно из явлений данной области жизнедеятельности человека, а педагогическая психология продвигается навстречу психологии личности со своими идеями необходимости исследования и проектирования педагогом личности и т.д. (Н.В.Кузьмина, А.А. Реан, Н.Т.Селезнева и др.).

Концепцию, расширяющую представления о связи интра- и интермодальностей личности, обосновал В.И.Слободчиков, опираясь на положение Рубинштейна об исходности категории "мы" по отношению к "я". Данное теоретическое исследование ведет к уточнению понимания личности, поскольку в противоположность большинству точек зрения, рассматривавших ее с самого начала как обособленное и противостоящее социуму существо, Слободчиков считает, что первым этапом жизни ребенка является его неразрывное единство "мы" с матерью, которая и выступает посредником в его взаимоотношении с миром [203]. Эта конкретизация одного из важных этапов развития личности, в свою очередь, была основана на методологическом признании (также вслед за Рубинштейном) онтологической, экзистенциальной природы субъективного, которая фактически отрицалась Распространенной концепцией сознания, деятельности и личности как идеального [101].

Кроме вышеназванных аспектов изучения личности в деятельности, общении, ее познания и развития (с учетом разных Форм и уровней последнего), существует еще один, который условно можно отнести к теориям среднего уровня, по аналогии с рубрикацией, принятой в социологии. Этот уровень имеет дело с реальной личностью, т.е. живущей в определенных условиях, в определенную эпоху, в определенном обществе. Однако исследования реальной личности сегодня, в свою очередь, осуществляются в трех достаточно дифференцирующихся направлениях. Первое направление, о котором было упомянуто в связи с анализом работ Петренко, - это кросскультурные исследования имплицитных концепций личности, т.е. представлений о личности в обыденном сознании, а не науке. Второе - исследование не столько культурно-специфического прототипа, а реальных разных типов личности, живущих в данном обществе. Наконец, третье направление, исследовательское в условном смысле слова, но имеющее дело с реальной личностью - это психодиагностика, направление, получившее определенное развитие в последние десятилетия. В работах А.Г.Шмелева, Е.Ю. Артемьевой, Л.Н.Собчик и др. были адаптированы зарубежные личностные методики к отечественной популяции, поднят уровень психологической психодиагностической культуры (как уже отмечалось, Русалов адаптировал известный тест Кеттелла). Однако, реально, отечественные психодиагностические методы - большая редкость (например, методы диагностики способностей Дружинина). Именно в области диагностики личности и применения зарубежных личностных методик для исследования личностей российского общества обнаруживается проблема их несоответствия типу личности российского общества.

Современный интерес к психодиагностике связан не только с ее практической ценностью; - она знаменует потребность психологии и психологов обратиться к реальной личности и разрешить указанную проблему. Один из ведущих специалистов в области современной психодиагностики отмечает, что "в диагностике тех или иных свойств, особенностей личности еще недостаточно учитывается та социальная среда, в которой эти свойства и особенности формируются и проявляются" [53, с. 25]. Перспективой ее развития является дальнейшее совершенствование функционально-динамического системного подхода к личности, выражающегося в необходимости исследовать ее в реальных условиях функционирования.

Такие собственно функциональные исследовательские модели личности характерны для целого ряда упомянутых работ: Дружинина, а также, например, В.А.Марасановой, сопоставившей типы акцентуированных личностей с реальными условиями их функционирования в деятельности спортсменов, а также Е.В.Егоровой-Гантман, собравшей огромный диагностический материал по типологическим характеристикам личностей американских президентов и сопоставившей их типы с характерными для периода их президентства ключевыми международными ситуациями с точки зрения оптимальности-неоптимальности их функционирования и т.д.

В некоторых конкретных областях психологии второе и третье направления сближаются друг с другом, например, в области политической психологии выявляются одновременно и присущие обыденному сознанию прототипы политических партий (Петренко) и лидеров, а затем строятся определенные типологии последних. При всех условиях происходило насыщение личностных характеристик теми, которые приоритетны для российского менталитета. Психологические портреты личности, которые строил еще Кузьмин, позволяют все больше отойти от идеологизированного универсального и утопичного типа личности советского человека, свойственного эпохе тоталитаризма. Они, с одной стороны, обогащают самую теоретическую модель личности, с другой, позволяют понять новые аспекты функционирования личности в обществе, а не те, которые были намечены схематической триадой, перенесенной из американских учебников на отечественную почву: "личность - общество", "личность - группа", "личность - личность". Так, в одних исследованиях ставится проблема, как транслируется российский прототип "умного человека" из одного поколения в другое (от преподавателей к школьникам), какие черты его утрачиваются, какие добавляются (Н.Л.Смирнова). В других - какие социальные влияния оказывал стереотип "образа личности афганца" (Знаков), в третьих - как характер семейных отношений (гармоничных или конфликтных) и национальных традиций оказывает влияние на формирование того или иного типа когнитивно-нравственного развития (Воловикова, Николаева).

К числу исследований, значительно обогащающих самую теоретическую модель личности, а вместе с тем обращенных к изучению реальной личности и получающих типологические данные, относятся работы Н.Е. Харламенковой, исследовавшей личностные стили целеполагания, а позднее - типы самовыражения личности [222]. В первом исследовании удалось преодолеть теоретически зафиксированную схему, согласно которой субъектом целеполагания оказывалась сама деятельность, а не личность, и раскрыть присущую отечественным типам личности специфику консерватизма-радикализма. Во втором - одновременно выявлено реально существующая в российской действительности типология самоутверждения и благодаря этому раскрыты его теоретически принципиальные механизмы, обогащено само научное представление об этом личностном феномене.

Типологический метод, или типология, являющиеся результатом конкретного исследования, позволяют таким образом преодолеть абстрактный схематизм теоретических моделей личности, который в известной мере свойственен отечественной психологии, свести на среднем уровне область теоретических и конкретно-исследовательских моделей, полученных на определенных популяциях, выборках, обогатив оба уровня психологии. Типологический метод или более широко - стратегия исследования - есть своего рода обобщенный вариант личностной диагностики. Однако, если в классической диагностике в реальной личности находится совокупность тех или иных априорно заданных тем или иным исследователем и инструментом качеств, то типологическим методом выявляется, какими комплексами неизвестных качеств образуется тот или иной тип. Этот комплекс есть внутренний механизм личности, выработанный ею в результате способа жизни, осуществленного или достигнутого ею в том или ином обществе.

Таким на современном этапе представляется типологический метод, разработанный в лаборатории психологии личности Института психологии РАН и реализованный в целом ряде исследований личности - ее инициативы и ответственности, семантического дифференциала притязаний, саморегуляции и удовлетворенности, личностной организации времени, типов социального мышления, некоторые из которых были названы выше.

Этот метод возник для решения острого вопроса, связанного с проблемой личности в русле субъектной парадигмы Рубинштейна. Как отмечалось, обращение Рубинштейна к этому собственно философскому понятию, обозначающему активность, самодетерминацию, самодеятельность, самоопределение и саморазвитие человека и применение его как методологического в психологии, служило решению по крайней мере трех задач. Первая - преодолеть понимание личности только как объекта исследования, поскольку объективный метод в отечественной психологии предполагал изучение только объектных проявлений личности (в деятельности), а не ее самой. Вторая заключалась в том, чтобы преодолеть постепенно свершившееся превращение деятельности в самореализующего себя субъекта и посредством введения категории субъекта выявить пространство не только деятельных, но и созерцательных (этических) и жизненных отношений человека. Психологии, как однажды высказался Рубинштейн, стало холодно в одном узком деятельностном "пальто". Задача раскрытия богатства и многообразия связей человека с миром открыла путь к конкретности психологических исследований и пониманию реальной сложности и противоречивости индивидуального бытия человека [2, 3]. Наконец, третья задача, которая была решена всей рубинштейновской школой, заключалась в том, чтобы преодолеть сложившееся на основе гносеологической парадигмы в философии и парадигмы интериоризации в психологии обособление внешнего и внутреннего, т.е. расчленение личности на интра- и интериндивидуальные аспекты и механизмы, если формулировать проблему в современных терминах.

Мы осознавали невозможность идентификации философского понимания субъекта и собственно научно-психологического. Поэтому первоначально, как отмечалось выше, было конкретизировано понятие личности как субъекта жизненного пути, оно, в свою очередь, было дифференцировано от понятия личности как субъекта деятельности, т.е. было введено требование уточнения критериев для выявления качественной определенности того или иного субъекта. Уже со времен Ананьева стало очевидно, что субъект деятельности отличается от субъекта познания и субъекта общения, хотя дискуссии по этому поводу продолжались. В работах Брушлинского, предпринимается философско-методологическая интерпретация рубинштейновской категории субъекта. Он считает, что личность является субъектом. Здесь возникает приблизительно та же методологическая проблема, что и с понятием личности. Так, например, финский психолог К. Векрут связывает появление качества субъекта с моментом овладения ребенком своим поведением, с определенной степенью самостоятельности. Но факт самостоятельности ребенка еще не свидетельствует о том, что превращаясь во взрослого, он становится и социально независим; возникает вопрос, в какой мере он овладевает и социальными отношениями? Иными словами, можно выявить целый ряд таких ступеней становления субъектом через характеристику тех отношений, которыми овладевает человек. Но это приводит к вопросу, в какой мере и какая личность является субъектом, вопросу, которым мы и ограничиваем универсальность этого понятия. И как быть с другим смыслом категории субъекта, предполагающим достижение высшего уровня развития и совершенствования?

Неправомерна, на наш взгляд, и оптимистическая парадигма, утверждающая не ограничиваемую обществом творческую сущность личности, ее свободу и независимость как субъекта, и бессубъектная парадигма, рассматривающая личность как микросоциум, тем самым ему идентичный и полностью подобный.

Давая самое общее теоретическое определение личности как субъекта в психологии, мы связываем его с наличием противоречия между личностью, ее мотивами, способностями, потребностями и теми требованиями, которые предъявляет к ней общество, - двумя реальностями, которые никогда не соответствуют друг другу. Качество и мера становления личности субъектом связаны со способностью и способом разрешения ею этого противоречия. Личность в качестве субъекта жизни - во всех ее и личных, и социальных, и деятельных, и коммуникативных, и познавательных проявлениях разрешает это противоречие, стремясь найти определенный, более оптимальный для ее собственного "я" консенсус, или жертвуя свободой, индивидуальностью, активностью в пользу адаптивности, или выбирая независимость и, жертвуя социальным одобрением, благами и т.д. Характер, острота этого противоречия и способ ее решения зависят, естественно, и от того, насколько в данном обществе признаны права личности, и от того, насколько сама личность - генетически или прижизненно, наделена "рефлексом свободы", индивидуальностью, талантом и т.д. Неспособность, неуспешность личности в разрешении этого противоречия ведут к ее деградации, деструкции, деформации, акцентуации, т.е. к изменению оптимальных пропорций во внутриличностной организации в силу неадекватности способа жизни, ее "неподлинности". Предлагается не считать данных типов личностями, но мы полагаем, что они, оставаясь личностями, перестают быть субъектами и становятся исполнителями, "производными" своего способа жизни.

Когда личность оптимально решает это противоречие, происходит ее развитие в смысле ее совершенствования, зрелости, т.е. наше понимание включает и этот критерий определения субъекта. Однако, поскольку противоречия и глобальны, и конкретны, личность как субъект разрешает постоянно возникающие противоречия, порождаемые ходом жизни, ее обстоятельствами. Масштаб противоречий и конструктивность их решения определяют уровень, достигнутый личностью как субъектом. Личность идет не вдоль жизни, а поднимается по восходящей, как писал Рубинштейн. Предполагается, что в характеристику уровней закладываются и индивидуальные, и человеческие критерии, т.е. принципы человечности и духовности.

Личность становится субъектом, когда она выступает таким центром самоорганизации и саморегуляции, который позволяет ей соотносится с действительностью целостным, а не парциальным способом. В этом мы видим развитие на современном этапе идеи об интегративной сущности личности. Выше мы привели определение личности Рубинштейном как триединства того, чего хочет, что может человек и что есть он сам, т.е. триединства потребностей, мотивов, желаний, с одной стороны, способностей, возможностей, с другой, и характера, с третьей. Перефразируя это определение сегодня, мы бы сказали, что личность есть субъект, вырабатывающий способ соединения своих желаний (мотивов и т.д.) со способностями в соответствии со своим характером в процессе их реализации в жизни, со своими целями и обстоятельствами жизни. Субъект есть своеобразный "мост" между собственно личностной организацией (Ананьев называл ее "системой"), которая, однако, не просто "вписана" (по Ананьеву) в систему общества, а вписывается в него самим субъектом. Если личность утрачивает эту субъектную позицию, если ее вписывают в общество, то она перестает быть и субъектом жизни. Защиты, фрустрации, стрессы, комплексы, больное самолюбие - феноменология неоптимальных для личности способов решения этой "задачи".

Основным же для понимания личности как субъекта оказывается парадоксальный переворот в самой постановке проблемы личности. Она не есть "корзина", набор потребностей, ценностей, способностей, характера, воли, темперамента, который так или иначе пытались, каждый на свой лад, структурировать психологи, а она есть субъект в той мере, в какой использует свой интеллект, свои способности, подчиняет свои низшие потребности высшим, строит свою жизнь в соответствии со своими ценностями и принципами.

Личность априорно не есть интеграл, она постоянно интегрирует свои "образующие" более или менее оптимальным с точки зрения субъективных (легкость, удовлетворенность, радость) и объективных (успешность, социальная приемлемость, одобряемость и т.д.) критериев. Эти "задачи" саморегуляции и интеграции одними решаются осознанным, произвольным, волевым другими - неосознанным способом, более конструктивным или ведущим к дезинтеграции.

Однако, резюмируя словоупотребление понятия "субъект" в современной психологии, можно констатировать, с одной стороны, его распространение, с другой - многозначность, превращающую его в бессмысленный эпитет, значит - невозможность его употребления как определения, необходимость проблемного раскрытия его смысла и критериев.

Мы подошли к пониманию того, что сознание, которое имеет множество теоретических определений, данных Рубинштейном и другими психологами (в том числе через смыслы и значения в школе Леонтьева и его продолжателей, в том числе как "живое действие" - Зинченко), может быть раскрыто только через определение личности как субъекта. Сознание выполняет функцию координации всей сложной системы личностной организации с миром во всем разнообразии его временно-пространственных, абстрактно-конкретных, чувственно-идеальных, ценностных, предметных, событийных и др. форм. Цель, которую определяли как наличную данность сознания и деятельности, есть момент поиска субъектом координаты, вектора, в котором предстоит согласовать эти системы. Одновременно цель есть способ разрешения противоречия между "логикой" личности и "логикой" объекта, ситуации, действительности в широком смысле слова.

Но главное в постановке проблемы сознания как личностной способности, заключается в том, что сознание всегда исторично в смысле привязанности к истории жизни данной личности в данном обществе, оно есть "орган" ее функционирования в определенных условиях, хотя и обладает способностью к абстракциям, выстраиваемым на основе человеческого опыта и культуры, к этно-культурным и другим обобщениям. Именно поэтому мы определили социальное мышление личности как функциональный механизм ее сознания и, сформулировав теоретическую модель на основе учета его характеристик в мировой психологии (С.Московичи, Р.Харре, Дильтей, Рикер и др.), приступили к изучению реального мышления реальных личностей нашего общества. Мы использовали при этом сочетание кросскультурного метода и метода прогрессивной типологии [5, 7, 10].

Не излагая всего массива полученных данных [10], можно в контексте обсуждаемой проблемы субъекта привести в качестве неожиданного следующий факт. Оказалось, что в число характеристик личности, в ее имплицитную концепцию, которая традиционно включает обычный набор качеств "умный", "добрый", "настойчивый" и т.д. в российском менталитете и индивидуальном сознании (а не только в самой психологической науке) присутствуют субъект-объектные характеристики. В начале группой Бодалева, позднее Харашем была установлена особенность межличностной перцепции - восприятия другого как субъекта или объекта. Позднее мы доказали, что и на уровне способа мышления (а не только восприятия) другой выступает в качестве субъекта или объекта [7]. Оказалось, что такая категоризация другого как субъекта или объекта свойственна не только научным психологическим обобщениям, но и обыденному российскому сознанию по отношению... к собственной личности, т.е. ее самосознанию. Предстоит доказать путем кросскультурного сравнения, насколько это свойственно только сознанию российской личности. Но мы предполагаем, что это есть проявление тоталитаризма, действительно являющегося его уникальным продуктом: форма связи личность-общество как непосредственной, институционально не опосредованной, как в других обществах. Определенный тип сознания, представляющий себя или общество в качестве субъекта или объекта (четыре сочетания, давшие четыре типа), имеет свою конкретную архитектонику или "механику" функционирования в виде симптомокомплекса ценностей, способа мышления и ... оптимизма-пессимизма. Последняя характеристика нуждается в своем более конкретном определении, раскрытии психологических механизмов повышения или понижения активности личности. Но в самом своем принципиальном выражении она является интегралом жизненной перспективы (или ее отсутствия) личности и побудителем активности, связанной с сознанием личности.

Эти данные, помимо прочего, свидетельствуют о том, что в сознании - по крайней мере некоторых типов личности - еще живы тяжкие следы тоталитаризма, уничтожавшего самую сердцевину личности - ее "я", ее чувство собственного достоинства.

Не случайно и проблема "я", "Я концепция" оказалась белым пятном в отечественной психологической науке, тогда как именно она наиболее интенсивно разрабатывается во всем мире.

Подводя итоги дискуссии об основных понятиях, связанных с психологией личности, с позиций сегодняшнего дня надо сказать, что в понимании терминов еще не достигнуто единство, и можно только констатировать их основные значения. Понятие "индивид" употребляется в отечественной психологии в двух основных значениях (о которых и идет речь в упомянутой статье Давыдова [72]). Первое наиболее принятое значение связывает это понятие с природным уровнем организации личности. Второе, употребляемое реже (прежде всего психологами методологической марксистской ориентации) - это понимание индивида как общественного существа (в известном смысле противоположно первому). Иногда, много реже, понятие индивида употребляется для обозначения отдельного человека (согласно триаде - общее, особенное, единичное) и в этом словоупотреблении оно является синонимом понятию "особь".

Понятие индивидуальность, как уже отмечалось, также употребляется в двух основных значениях: как правило, для обозначения особенности человека, отличия данной личности от других, и реже, для обозначения высшего уровня развития личности в смысле становления личности яркой индивидуальностью (по Рубинштейну и Ананьеву). Некоторая двусмысленность возникает, когда понятие индивидуальности употребляется в значении дифференциальной психологии и даже психофизиологии и фактически характеризует индивидный уровень личности, претендуя на раскрытие самой ее сущности.

Наибольшая понятийная многозначность, доходящая до размывания значения этого понятия, наблюдается в отношении понятия "субъект". Выше было раскрыто понятие субъекта в трудах классиков отечественной психологии. Концепция субъекта, разработанная Брушлинским, является философско-психологической интерпретации и развитием рубинштейновской категории субъекта. Другой аспект этой категории был, как отмечалось, предложен Ломовым для раскрытия специфики отношений общения и обозначен через пару субъект-субъект (для дифференциации от отношений субъект-объект, через которые дается характеристика деятельности). Абульханова-Славская предложила различать общее, идущее от философии, понимание субъекта, связываемое с его активностью, самодеятельностью, саморазвитием, самодетерминацией, и специальное - дифференциальное, когда понятие субъекта употребляется для раскрытия качественной определенности тех отношений, в которые включен субъект (специфика морального субъекта, субъекта психической деятельности, а затем - субъекта общения, деятельности, познания и т.д.). Фактически оно стало употребляться для обозначения того качества, в котором личность является субъектом в отличие от того, когда она им не является. Точно также относительно группы, которая может стать или не стать коллективным субъектом. Отнюдь не все личности являются субъектами активности, самосовершенствования и саморазвития. Иными словами, оно стало употребляться для обозначения проблемы, требующей своего исследования. При всех условиях уже невозможно словоупотребление, при котором "субъект" обозначает лицо, о котором идет речь, обозначает испытуемого или субъекта Федерации. Проделанный нами контент-анализ употребления этого слова в книге А.Н.Леонтьева [3, с. 71] показал, что допущенная автором многозначность его смыслов не позволяет говорить о том, что оно является у данного автора собственно понятием.

Резюмируя, можно сказать, что в современной психологии понятие субъекта конструктивно в двух основных значениях - для обозначения оптимальных уровней, стадий совершенствования в развитии личности, во-первых, и, во-вторых, для обозначения ее специфического качества, в котором она выступает в каждой специальной системе связей и отношений (качества субъекта деятельности, качества субъекта общения и т.д.), для чего становится необходимо специальное раскрытие этого качества. Однако, эта категория, которая особенно ярко выступила на современном этапе, является не эпитетом, а проблемой, требующей исследования и доказательства.

Литература

• Абульханова К. А. О субъекте психической деятельности. М. 1973.
• Абульханова-Славская К. А. Диалектика человеческой жизни. М. 1977.
• Абульханова-Славская К. А. Деятельность и психология личности. М. 1980.
• Абульханова-Славская К. А., Брушлинский А. В. Философско-психологическая концепция С.Л.Рубинштейна. М. 1989.
• Абульханова-Славская К. А. Активность и сознание личности как субъекта деятельности // Психология личности в социалистическом обществе. Часть 1. Активность и развитие личности. М. 1989.
• Абульханова-Славская К. А. Личностная регуляция времени // Психология личности в социалистическом обществе. Часть П. Личность и ее жизненный путь. М. 1990.
• Абульханова-Славская К. А. Личностные типы мышления // Когнитивная психология. М. 1986.
• Абульханова-Славская К. А. Принцип субъекта философско-психологической концепции С.Л.Рубинштейна // Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки, воспоминания, материалы. М. 1989.