Нарративная терапия — просто

Что написано пером, того не вырубишь топором. Создатели нарративного подхода Майкл Уайт и Дэвид Эпстон не спорят с русской пословицей. Рассматривая жизни людей и их взаимоотношения как истории эти, на сегодняшний день уже всемирно известные и уважаемые австралийские специалисты, утверждают: "рубить" и не надо.

Достаточно посмотреть внимательнее, что написано - почитать под другим углом зрения, вглядеться в написанное мелким шрифтом, в скобках, сносках, комментариях, в тех фрагментах нашей личной истории, которые мы в свое время предпочли не вписывать в главные сюжетные линии, но которые, тем не мене, никуда не делись, стоит только их вспомнить и заново вдохнуть в них жизнь.

Переписать историю своей жизни

"Нарратив" в переводе с английского означает "рассказ", "повествование". Нарративная терапия – беседа, в процессе которой люди "перерассказывают", то есть рассказывают по новому, истории своей жизни. Для нарративных терапевтов "история" это некие события, увязанные в определенные последовательности на некотором временном промежутке и приведенные таким образом в состояние наделенного смыслом сюжета.

Когда мы рождаемся, у нас нет никаких идей о том, какой смысл имеет ежесекундно получаемый нами опыт, нет названий тому, что мы переживаем. Мы не знаем, кто мы, где мы, что мы люди, вокруг нас родственники, над кроваткой игрушка, а сами мы, к примеру, довольны или голодны. У нас нет даже таких понятий, как "кто", "где", "вокруг", "Я", удовольствие и пр. Постепенно от окружающих нас людей мы узнаем, что мы есть, у нас есть имя, мы мальчик или девочка, что мы капризничаем или ведем себя хорошо, что мы настойчивые или ленивые, плаксивые или чувствительные, умные или непослушные. Взрослые люди сообщают нам, что сейчас мы грустим, а в другой момент радуемся, что нам больно или смешно, тревожно или спокойно. Так шаг за шагом мы формируем истории, о том, кто мы, и какова наша жизнь. А жизнь при этом продолжается, и каждому переживаемому мгновенью мы приписываем тот или иной смысл в соответствии с уже имеющимися у нас знаниями. История жизни каждого человека состоит из множества переплетающихся сюжетов – о том, каков он, о его личной жизни, карьере, учебе, о его достижениях и разочарованиях, семье и увлечениях, желаниях и планах. При этом мы стремимся к тому, чтобы каждая сюжетная линия выглядела логично, и все они между собой были как-то согласованы. Так, например, если у человека есть история о том, что он альтруист, филантроп и к тому же законопослушный гражданин, ему сложно будет совместить с ней историю о том, что он выбрал карьеру киллера и достиг в ней больших успехов. А человеку, рано узнавшему, что он умный и прилежный мальчик, и что это очень хорошо, а затем в соответствии с этим знанием, присоединившим к нему новое, о том, что он талантливый ученик и целеустремленный юноша, легко будет себе объяснить, как он оказался в шапочке и мантии на церемонии вручения дипломов в Гарварде. Тонкость состоит в том, что в жизни филантропа, наверняка, был момент, когда он стоял в час "пик" в вагоне метро зажатый малознакомыми телами и ненавидел все человечество, а гарвардский выпускник не раз не справлялся с заданиями и испытывал желание все бросить и выращивать цветы, просто наши герои не вписали эти события в истории своей жизни, сделав их как бы невидимыми, на время, а может и навсегда.

Одна из базовых идей Майкла Уйата состоит в том, что в действительности жизнь человека состоит из огромного количества событий, слишком противоречивых, чтобы из них можно было составить мало-мальски последовательный сюжет. Поэтому мы преимущественно обращаем внимание на те события, которые подтверждают уже сконструированные нами доминирующие истории о нас, а многочисленные эпизоды, противоречащие этим главенствующим сюжетным линиям, отбрасываем и быстро забываем, видя в них необъяснимые "случайности". Так, например девочка, у которой уже сложилась доминирующая история о том, что она стеснительная и замкнутая, запомнит, как она очень хотела участвовать в школьном спектакле, но побоялась вызваться, и пополнит этим эпизодом свою уже существующую историю. Удивительно при этом, что не решилась вызваться девочка как раз под влиянием представлений о себе, как о замкнутой и стеснительной. Летом этого же года эта девочка, отдыхая на даче, сама познакомилась и подружилась с уже сложившейся компанией ребят; за несколько месяцев до эпизода с театром она подала заявку на участие в телевизионном конкурсе; и, наконец, она постеснялась сказать о своем желании играть в спектакле, но это желание у нее было (!), а это не очень типично для замкнутых людей. Все эти эпизоды останутся как бы не удел, им нет места в ее главной истории о себе, они этой истории противоречат и поэтому для девочки – автора истории выглядят как отдельные, как будто "висящие в пустоте", не наделенные особым смыслом и поэтому быстро блекнущие строки.

Предположим, эта девочка выросла, ее история про замкнутость стала уже очень плотной. Она приходит к нарративному терапевту и рассказывает, что неспособна проявить инициативу или даже откликнуться на ухаживания молодых людей, избегает принимать участие в корпоративных вечеринках, у нее мало опыта общения, и тревоги об этом недостатке опыта не дают ей наконец-то в общение вступить, в результате она недовольна своими успехами, как в работе, так и в личной жизни, и не знает как это можно изменить. Эта молодая женщина скажет терапевту, что она замкнутая и стеснительная с детства, и приведет в подтверждение своих слов уже знакомые нам эпизоды и еще сколько угодно им подобных. Терапевт же, задавая специальные вопросы, поможет нашей героине припомнить в деталях, наделить новым смыслом и соединить в новую историю многочисленные эпизоды из ее жизни, не вписывающиеся в ту проблемную историю нарративные терапевты называют историю, которую человек на данной момент считает для себя уже бесполезной проблемно-насыщенной, с которой она пришла.

Для того чтобы вместо проблемно-насыщенной истории "Я замкнутая, стеснительная, я не умею общаться" в сотрудничестве с терапевтом женщина смогла создать альтернативную историю, которую ей, предположим, захочется назвать "Я интересна другим людям, и они интересны мне", ей не нужно "меняться" в прямом смысле этого слова, как-то мучительно трансформируя своя "Я". Как мы уже поняли в ее жизни, в действительности уже в потенциале содержится много историй и бесчисленное количество событий, и она вольна выбирать какие события отобрать и какой смысл им придать, чтобы "сконструировать себя" предпочтительным для себя же образом.

В действительности, наши жизни мультиисторичны. Каждый момент содержит пространство для существования многих историй, и одни и те же события в зависимости от приписываемых им смыслов и характеров связей могут сложиться в разные сюжеты. Любая история не лишена некоторой степени неопределенности и противоречивости. И ни одна история не может вместить все жизненные обстоятельства.

Социум

Конечно, знанием о том, какой смысл приписать получаемому нами опыту владеют не только члены нашей семьи, это знание разделяется всем сообществом, в котором мы родились, нашим социумом. Майкл Уайт очень любит французского философа Мишеля Фуко, и использовал многие его идеи при создании своего метода. Мишель Фуко обратил внимание на то, что в разных обществах, в разное время идеи о том, что "нормально", что соответствует "здравому смыслу" или "само собой разумеется" сильно разнятся.

Нарративные терапевты полагают, что базовые, «общепринятые» идеи, которые люди обычно принимают за «законы жизни», «порядки вещей» и «вечные истины» о том, что есть человек и общество, в действительности меняются по ходу истории. В каждом конкретном обществе, в каждый конкретный момент \ период истории существуют люди и социальные институты (наука, церковь, совет старейшин), определяющие, какое знание следует считать истинным - в том числе знание о том, что есть умственная патология, психическая норма и не норма, преступление, заболевание, сексуальность и пр. Хотя эти знания выглядят как непреложные, "вечные" истины, на самом деле, когда-то их не было, затем люди договорились между собой что, Земля, к примеру, плоская. Дети этих людей, еще помнят, что "так решили отцы", а через несколько поколений все уже просто знают, что "это так". А тот, кто думает, что "не так" – сумасшедший или дурак. Итак, в каждом обществе существуют какие-то доминирующие знания. О том, что нормальный человек стремится к счастью, или о том, что счастье нас может ждать только в загробной жизни; о том, что красивая женщина обладает семью складочками на животе, или что у нее не должно быть живота вовсе; что приличный человек должен трудиться, или что уважаемый человек - это тот, кто как раз может себе позволить не работать; что дети это огромная ценность и большая радость, или что у них нет души и их можно сбрасывать со скалы; что одиночество это способствующее духовному развитию и открывающее дорогу к счастью благо, или признак ущербности и обязательное условие несчастья; что справится с проблемами человеку может помочь психотерапевт, духовник, друзья, алкоголь или партком.

Уайт вслед за Фуко полагает, что мы склонны принимать на веру и даже как бы сливаться с доминирующими историями нашей культуры, легко соглашаясь с тем, что они содержат истину о том кто мы, как нам понимать наш опыт и какими нам следует быть. И эти доминирующие знания скрывают возможности, которые могли бы предложить другие, альтернативные истории. По мнению Майкла Уайта, люди приходят в терапию, когда доминирующие истории не позволяют им прожить свои собственные предпочтительные истории, или когда человек активно участвует в воплощении историй, которые он находит бесполезными. На женщину, делающую одну пластическую операцию за другой, влияют несколько популярных в нашем современном обществе историй.

Что человек должен быть счастлив, что "женское счастье, был бы милый рядом", что чтобы достичь этого счастья надо обладать определенным телом, а то, каким это тело должно быть, подробно объясняется в средствах массовой информации. Складочка жира для этой женщины начинает означать что она "ненормальная", печальные переживания по этому поводу только усугубляют это ощущение, потому что "норма" для человека быть счастливым, а отсутствие идеальной семейной жизни окончательно убеждает в том, что она совершенно неправильный человек и нормальные люди должны от нее только шарахаться. Женщине плохо, а значит история о необходимости достижения счастья посредством совершенного тела ей неполезна.

Если она придет к нарративному терапевту, то, беседуя с ней, он постарается сделать эти поддерживающие ее проблемную историю социальные знания и стереотипы видимыми. Тогда она сможет обсуждать их влияние на себя, занять по отношению к ним более активную позицию, решить насколько они для нее полезны, и, возможно, обратится к каким-то другим альтернативным знаниям, не доминирующим в данный момент в ее культуре. Складочка жира может означать все что угодно, например: "я способна хорошо о себе позаботиться", "я могу позволить себе и умею получать удовольствие", "я в себе уверена", "я готова к материнству", "складочка жира".

Таким образом, в ходе нарративной беседы меняется репертуар знаний, привлекаемых человеком для интерпретации его опыта, а, следовательно, меняется опыт и история.

Мы – не проблемы. Проблемы – это проблемы.

Нарративные терапевты верят что, то, как мы мыслим, во многом, определяется языком, на котором мы говорим. Когда человек слышит "ты невнимательный", или сам про себя говорит "я эгоистичный", выглядит, так как будто проблема "Невнимательность" или "Эгоизм", является его неотъемлемой частью, он таков, а значит это он "проблемный", с ним что-то не так. В этом случае визит к терапевту становится для человека грандиозным предприятием по изменению себя. Решиться на такое не просто, это по определению должно длиться долго и мучительно, и может потребовать весьма серьезных усилий. Разговаривая с человеком так, как будто с ним что-то не так, даже во время терапии, мы только усиливаем его ощущение собственной "проблемности".

Майкл Уайт и Дэвид Эпстон считают, что если говорить о проблемах немного иначе, то с ними гораздо легче справиться. Нарративные терапевты отличают человека от его проблем, они не беседуют с проблемным человеком, а говорят с человеком о его проблеме. При этом проблематизируется проблема, а не человек. Во время нарративной беседы мы говорим об Алкоголизме, Депрессии, Страхе контроля, Перфекционизме, Лени, Неусидчивости, Страхе одиночества и т.д., человек исследует, как проблема влияет на его жизнь, как убеждает его действовать тем или иным образом, каков его опыт и методы противостояния проблеме, как его планы и мечты отличается от планов Проблемы на его жизнь. Техника отделения человека от его проблемы называется экстернализация. Она особенно полезна в работе с семьями, так как позволяет всем вместе бороться с отделенной проблемой, а не объединяться против "проблемного" члена семьи.

Очень легко отделяют от себя проблемы и еще легче расстаются с ними дети. Как только ребенок обнаруживает, что у него с Проблемой разные планы на жизнь, или что она врет, он с легкостью говорит проблеме "убирайся", и она уходит. Это может быть Лень, мечтающая о том, чтобы он остался неграмотным и без друзей, со стареньким компьютером и всегда недовольными родителями. Лень, которая нашептывает ему, что он недостаточно умен, чтобы справится с домашними заданиями, а вокруг столько всего интересного, на что можно отвлечься. Но сам мальчик мечтает стать программистом, ему нравится общаться и нужен новый компьютер. Он не раз успешно выполнял задания, и знает, что может быть умным, усидчивым, получать удовольствие от достижений и многое ему на самом деле интересно. Лень обманывает его, утверждая, что он не переживет неудачи, неспособен на усилия, и поэтому лучше сразу "бежать".

Узнав как действует Проблема, родители могут помочь ребенку, решившему расстаться с такой Ленью, если будут более спокойно относится к его неуспехам и поощрять усилия.

Итак, во время нарративной терапии человек отделяет от себя свои проблемы, исследует их и пересматривает свои с ними отношения.

Позиция терапевта

Нарративные терапевты не считают себя экспертами в жизнях других людей. В нарративной теории отсутствует идея "нормы" и знания о том, каким человек или его отношения должны быть. Сам человек выступает автором своей истории и экспертом в своей жизни, только он может решить, что для него предпочтительно. Сотрудничая с человеком, терапевт может помочь ему определиться с предпочтениями, увидеть возможности, создать новую историю о себе и воплотить ее в жизнь.

Для кого?

Любой человек или группа людей может обращаться к нарративным практикам для разрешения своих сложностей. Сложности тоже могут быть любыми.

Нарративные методы широко применяются и в работе с очень маленькими детьми, при этом терапевт может использовать игрушки или рисунки. Богат опыт нарративной помощи людям, которым в нашем обществе присваиваются психиатрические диагнозы. Нарративный подход на сегодняшний день самое современное и ведущее направление в семейной психотерапии.

Этапы работы

Критерием эффективности в нарративной практике является решение самих людей, что они достигли своих целей. Поэтому в конце каждой встречи терапевт спрашивает, нужна ли людям следующая встреча и через какое время, по их мнению, им было бы полезно ее организовать. Иногда бывает достаточно одной беседы. Чаще это может быть 3-10 встреч раз в неделю по 1-2 часа каждая. Иногда люди считают, что им полезно приходить раз месяц или реже, иногда несколько раз в неделю. При нарративной работе значимые изменения должны начинаться довольно быстро, в то же время некоторым людям нужно время, чтобы определиться с предпочтениями, проверяя их в обычной жизни, или чтобы достаточно развить и "оживить" новую предпочтительную историю, тогда встреч может быть больше. Есть люди, которые хотят решить несколько задач или заняться самоисследованием, этому также можно посвятить больше времени. Стоимость одной встречи колеблется от 50 до 100 у.е., обычно бывают возможны социальные скидки.