Экспериментальное подтверждение роли атрибуций в детерминировании эмоций (Л. Берковиц)

Большая часть эмпирических данных, подтверждающих представленный выше анализ, была получена в исследованиях, проводимых в естественных условиях, когда обычных людей спрашивали об их эмоциональных состояниях. Эти сообщения являются источниками ценной информации об эмоциях, но они подвержены искажающим влияниям. В их числе помыслы респондентов о желаемом (wishful thinking), попытки постфактум представить данное событие в лучшем свете, ранее усвоенные представления о природе того или иного специфического эмоционального состояния и т. д. Единственный способ исключить подобные источники ошибок состоит в том, чтобы дополнить исследования в естественных условиях экспериментами, в которых ситуационные влияния подвергаются намеренным манипуляциям. К счастью, социальными психологами было проведено немало экспериментов, продемонстрировавших влияния атрибуций на эмоциональные реакции. Двухфакторная теория эмоций Шехтера—Зингера Большинство современных теоретических построении относительно роли атрибуций в порождении эмоций берет свое начало от широко известной когнитивной теории эмоций, опубликованной Стэнли Шехтером и Джеромом Зингером в 1962 году (Schachter, 1964; Schachter & Smith, 1962). (Моя собственная концепция, трактующая роль мыслительных процессов в формировании эмоциональных состояний после того, как были возбуждены инициальные, относительно примитивные эмоциональные реакции, представленная в главе 3 и схематически проиллюстрированная на рис. 3-2, также разрабатывалась не без влияния этой теории). Любое обсуждение роли когниций в развитии чувства гнева было бы существенно неполным без рассмотрения этой теории. Шехтер и Зингер начали свой анализ с того, что подвергли сомнению идею (выдвинутую У. Джеймсом и другими) о том, что конкретные эмоции являются функцией специфических телесных реакций. Согласно Щехтеру и Зингеру, мы не потому чувствуем гнев, что наши мышцы напрягаются, челюсти сжимаются, пульс учащается и т. д., но потому, что мы испытываем общее возбуждение и у нас имеются определенные когниции относительно природы нашего возбуждения. Согласно этой теории, когда люди сталкиваются с возбуждающим эмоцию событием, они, вероятно, вначале испытывают нейтральное и недифференцированное физиологическое возбуждение. Теоретически то, что происходит дальше, зависит от того, знают ли они о том, почему возбуждены, и что они чувствуют. Если люди не уверены относительно того, какую эмоцию они переживают, то, вероятно, будут искать в ситуации ключевые сигналы, которые могли бы помочь им объяснить природу данных ощущений. «Что я чувствую?» — спрашивают они себя, быть может, на бессознательном уровне. «Я боюсь, взволнован, рассержен или что?» Они ищут ответ. Однако если С самого начала они понимают, чем вызвано их возбужденное состояние и каковы их чувства, то им не приходится искать информацию о происходящем: они уже знают, в чем дело. В любом случае, согласно Шехтеру и Зингеру, у возбужденных людей затем будет формироваться мнение о природе испытываемых ими состояний, и это знание будет, вероятно, трансформировать общее недифференцированное состояние возбуждения в специфическое эмоциональное переживание. Нижняя половина рис. 4-1 иллюстрирует применение данной теории к чувствам Джейи из использованного мной примера. Теоретически после того, как мужчина на свидание не явился, вначале она испытывает состояние общего возбуждения. Затем у Джейн довольно быстро появляется мысль о том, почему она возбуждена и каковы ее чувства: «Видимо, я расстроена из-за того, что он не пришел. Вероятно, я рассержена на него». Это суждение сформировало ее эмоциональное состояние, таким образом, что она переживает чувство гнева. Я кратко опишу часть остроумного эксперимента, проведенного Шехтером и Зингером, чтобы проиллюстрировать эту теорию в действии.

Под предлогом того, что проводится исследование влияния на зрение определенного (фиктивного) витамина, испытуемым сказали, что им будет сделана инъекция эпинефрина, который вызывает физиологическое возбуждение и такие симптомы, как учащенное биение сердца и прилив крови к лицу. Другой половине испытуемых была сделана инъекция нейтрального солевого раствора, не оказывающего заметного действия на нервную систему. (Читатель видит, что ощущения, вызываемые эпинефрином, несколько похожи на те, что мы испытываем в состоянии гнева). В контексте нашего обсуждения важным является следующий момент. Половине испытуемых, получивших дозу эпинефрина, было сообщено, что у них проявятся побочные эффекты (например, что они будут чувствовать учащенное сердцебиение), в то время как другая половина никакой информации о подобных побочных эффектах не получила. В результате, когда участники эксперимента начинали ощущать симптомы вызванного препаратом возбуждения, те из них, которые знали об этих эффектах, могли приписать свои ощущения действию препарата, в то время как неинформированные относительно данных симптомов, вероятно, не понимали, что именно их возбудило и что означают эти ощущения. Испытуемым, получившим инъекцию плацебо, также ничего не сообщалось о побочных эффектах.

После введения испытуемому дозы «витамина» в комнате, где он находился, появлялся человек, якобы подвергнутый такой же процедуре, но который на самом деле был помощником экспериментатора. Им сообщалось, что до начала исследования зрения придется подождать около двадцати минут, а за это время следует заполнить опросник. Помощник экспериментатора начинал выражать сильнейшее раздражение и гнев по поводу личного характера вопросов, содержащихся в опроснике. Наконец он рвал опросник на мелкие куски и выбегал из комнаты. Все это время действия настоящего испытуемого фиксировались наблюдателем через одностороннее зеркало. Целью эксперимента было определить, в какой степени испытуемые проявляют гнев, подражая помощнику экспериментатора и/или делая гневно-критические замечания по поводу исследования, опросника или того и другого.

Рис. 4-2. Уровень гнева, выражаемого испытуемыми, когда помощник экспериментатора демонстрировал состояние гнева (Schachter and Singer, 1962).

Двухфакторная теория делает четкие предсказания эффектов подобных экспериментальных вариаций. Предполагалось, что возбужденные, но не информированные испытуемые будут находиться в состоянии неопределенности относительно своих странных ощущений (побочных действий препарата). Их когниции, связанные с этими ощущениями, должны, следовательно, с большой легкостью поддаваться влиянию подходящих ситуационных ключевых сигналов, таких, как поведение помощника экспериментатора. Они должны воспринимать действия этого субъекта в качестве ключевых сигналов к тому, что они должны чувствовать сами, как если бы они говорили сами себе: «Так как он злится из-за этого опросника, я тоже должен быть раздражен из-за него». Под влиянием этого убеждения, они, вероятно, будут- испытывать чувство гнева и открыто проявлять его в своем поведении.

Хотя и были некоторые неясности в полученных результатах, действия наивных испытуемых, в общем, соответствовали предсказаниям теории. Система оценивания, использованная наблюдателями, слишком сложна, чтобы описывать ее здесь, но по существу, как можно видеть из рис. 4-2, возбужденные неинформированные испытуемые в весьма сильной степени поддались влиянию поведения помощника экспериментатора и проявили высокий уровень явно выраженного гнева.

Этот интригующий эксперимент быстро привлек большое внимание и стимулировал значительное число исследований. Некоторые из них подвергли сомнению те или иные аспекты теории и/или процедуры эксперимента. Тем не менее теория, по-видийому, работает при следующих условиях: когда индивидуум находится в состоянии умеренного (не сильного) возбуждения, когда он оказывается в неоднозначной, трудно определимой ситуации, и когда он не понимает, чем именно вызвано его возбуждение.

Эксперименты сложной атрибуцией

Особый интерес у психологов был вызван одним из следствий эксперимента Шехтера—Зингера: эмоциональные переживания, судя по всему, могут легко подвергаться влиянию атрибуций. Точно так же, как испытуемые в этом эксперименте, по-видимому, чувствовали раздражение и гнев, когда (под влиянием помощника экспериментатора) они приписывали свое физиологическое возбуждение неприятным, затрагивающим интимную сферу пунктам опросника, другие люди теоретически не должны испытывать гнев, если они думают, что их телесные ощущения были обусловлены чем-то таким, что обычно не порождает гнев. Нельзя ли в таком случае, задаются вопросом некоторые исследователи, уменьшить эмоциональные реакции людей, если каким-то образом сделать так, чтобы они приписывали свое возбуждение неэмоциональным источникам?

Мы будем рассматривать здесь возможные изменяющие эмоции влияния ложных атрибуций (названных так потому, что возбуждение, фактически продуцируемое эмоциогенным стимулом, неправильно приписывается другому правдоподобному источнику).

Читатель может получить представление о том, что имеют в виду психологи при обсуждении ложных атрибуций, вспомнив пример Джейн, ожидающей мужчину в условленном для свидания месте. Она эмоционально возбуждена. Однако давайте предположим также, что она приняла новое лекарство незадолго до того, как вышла из своего офиса, и что врач предупредил ее о том, что препарат может вызвать учащенное сердцебиение и неприятные ощущения в желудке — ощущения, схожие с теми, которые переживаются людьми в состоянии гнева. Концепция ложных атрибуций говорит нам, что если Джейн осознает возможные побочные эффекты лекарственного препарата, то она может приписать свое физиологическое возбуждение скорее действию лекарства, чем тому, что молодой человек не явился на свидание. В результате она может не считать себя рассерженной («Это из-за лекарства я так себя чувствую») и, как следствие, не будет испытывать чувство гнева.

Исследования в этой области, как я уже отмечал, не привели к однозначным результатам, но были получены некоторые позитивные данные , так что теорию можно считать правильной для определенных ограниченных обстоятельств.

Предположим, вы стараетесь успокоить мальчика, сильно разозлившегося на своего брата. Теоретически, согласно результатам данного исследования, вы можете ослабить его побуждение атаковать брата, если сумеете убедить ребенка в том, что он был возбужден не братом, а каким-то другим воздействием — чем-то эмоционально нейтральным, например громким шумом. Действительно, Рассел Гин получил результаты, соответствующие данной концепции.

В проведенном им эксперименте испытуемые — студенты университета фрустрировались помощником экспериментатора и затем, прежде чем получить возможность отомстить ему, подвергались воздействию громкого шума. Те из испытуемых, которые были фрустрированы, но приписывали свое возбуждение неприятному шуму, были склонны наказывать помощника экспериментатора не столь сильно, как те из них, которые не считали, что их возбужденное состояние было вызвано шумом (Geen, 1978). Первые, вероятно, не думали о себе как очень рассерженных и, следовательно, не действовали так, как действовали бы в состоянии гнева.

Однако, как всем нам известно (и как показали некоторые исследования), часто бывает очень трудно убедить оскорбленных людей в том, что на самом деле они не рассержены.

Атрибуции при переносе возбуждения

…Мы не ожидаем того, что шум будет способствовать агрессии (если только шум не слишком неприятен), но громкий шум действительно может повышать силу атаки. Такое влияние громкого шума включает разные аспекты, и некоторые из них связаны с атрибуциями.

Во-первых, шум может быть аверсивным. Как мы помним из главы 3, неприятные стимуляции — ненормально высокая температура, гнилостные запахи, раздражающий дым сигарет или даже резкие звуки — могут генерировать агрессивные побуждения. Во-вторых, шум может, в общем, действовать возбуждающе, и это возбуждение порой энергетизирует уже действующие агрессивные тенденции. См. →