Особое мышление дошкольника

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​«Почему дует ветер?», «Откуда берутся реки?», «Что в радиоприемнике?»... Десятки и сотни вопросов обрушивает на головы взрослых 4-5-летний малыш. Как правило, в спешке, в суете мы просто отмахиваемся от них, иногда, занятые своими мыслями, что-то отвечаем, иногда они заставляют нас задуматься. В самом деле, как объяснить ребенку, откуда появляются дети, почему трава зеленая? Пройдут годы, прежде чем ребенок будет готов к восприятию научной картины мира, узнает и поймет те «внутренние механизмы», которые лежат в основе озадачивающих его явлений. Но малыш не может и не хочет ждать: ответить ему надо сейчас, не откладывая.

Процесс активного познания, освоения мира, мышления начинается задолго до того, как наш ребенок станет дошкольником. Вот годовалый малыш, подобрав какой-то острый предмет, с увлечением царапает им мебель, обои, вот 2-летний ребенок внимательно разбирает на части игрушку: а что же внутри?

«Что внутри?» - это и есть основная задача человеческого мышления. Понять внутренние связи явлений, заглянуть за поверхность внешне видимого, осязаемого - с этим не может справиться восприятие, тут нужна пытливая, сравнивающая, измеряющая, всюду проникающая человеческая мысль. Вначале, в первые годы жизни ребенка, мысль еще не может обойтись без руки: 2-летний малыш «мыслит руками», разбирая, царапая, ломая, - словом, в доступной ему форме преобразуя предметы. Мышление ребенка пока лишь наглядно-действенно - погружено в непосредственное и активное действие, изменение вещей. В этом - его сила и в этом же - ограниченность. Мышление годовалого и 2-летнего занято лишь тем, что рядом, что можно потрогать, пощупать, попробовать на вкус, развинтить или разобрать.

Но уже в это время, незаметно и постепенно, в мышлении ребенка готовится «великий переворот»: у малыша формируются средства, с помощью которых он может называть, обозначать, а значит, воображать и представлять явления и их связи. И самое мощное из этих средств - речь. К 3-м годам ребенок активно усваивает несколько тысяч слов, умеет грамматически преобразовывать их, связывать в предложения. Мир, в котором живет ребенок, как бы удваивается: теперь это не только внешний, видимый, слышимый, осязаемый мир, но и мир, отраженный в словах, представлениях, понятиях. Мир, как бы перешедший внутрь человеческого сознания.

Возможности мышления невиданно возрастают. Теперь оно может охватить всю «вселенную»: не только окружающие предметы, но и явления природы, космоса, и сферу социальных отношений людей, и сферу психики. Звезды и планеты не потрогаешь руками, нельзя разобрать свою голову и посмотреть, где же там находится сон. Но спросить об этом - можно. И дошкольник спрашивает, спрашивает, спрашивает без конца...

Но для того чтобы умело, понятно ответить, надо знать, каких же ответов ждет от нас дошкольник. Знать тот «язык», на котором «говорит» мышление ребенка. Иными словами, знать особенности, закономерности детского мышления.

А что если попробовать задать вопросы, интересующие дошкольника, ему самому? Мысль на первый взгляд неожиданная, но только на первый взгляд. Ведь, для того чтобы ответить ребенку, надо выяснить, что он уже знает, а что - еще нет. И не только что, но и как. Как мыслит ребенок? Жан Пиаже поставил этот вопрос еще в 20-е годы нашего столетия: он просил детей разных возрастов дать объяснение явлениям природы и космоса, явлениям психики, рассказать об устройстве и причинах действия простейших приборов и машин... И обнаружил удивительную вещь.

Оказалось, что дети, отвечая на эти вопросы, часто одухотворяют природу, приписывают неодушевленным вещам способность мыслить, чувствовать, желать. Солнце светит для того, чтобы людям было тепло и светло; ветер дует, чтобы подгонять парусники, ночь наступает, чтобы люди ложились спать. Явления природы как бы знают о нуждах и потребностях человека, хотят сделать так, чтобы ему жилось хорошо и удобно. Эту особенность детского мышления Жан Пиаже назвал анимизмом (от лат. animus - душа). Первоначально дети одухотворяют все, даже неживые предметы (если по камню ударить, ему будет больно), чуть позже - только те, которые движутся, затем - только предметы и явления, способные к самостоятельному движению (вода, ветер), наконец, приписывают способность думать и чувствовать только животным и человеку.

Откуда же возникает эта удивительная особенность мышления дошкольника - видеть жизнь, душу, психику там, где, с точки зрения взрослого человека, видеть их нелепо? Многие находили причину детского анимизма в том уникальном видении мира, которое складывается у ребенка к началу дошкольного возраста. Для нас, взрослых, весь мир упорядочен, разложен по полочкам. В сознании взрослого существует четкая грань между живыми и неживыми, активными и пассивными объектами, в большинстве случаев мы безошибочно различаем события внешние, объективные и события, происходящие в нашем собственном психическом мире.

Для малыша же таких строгих границ просто нет, явления и предметы внешнего и внутреннего мира еще не разделены непроходимой гранью; не только неодушевленные, на наш взгляд, предметы для ребенка могут обладать психическими свойствами, но и внутренние, психические явления обладают свойствами внешних, материальных вещей: так, сновидение, по мнению малыша, приходит к нему извне, может войти в глаза, в голову, выйти из нее и перейти к другому человеку. Подобно материальному предмету, оно перемещается в пространстве и занимает в нем определенное место. Именно эта зыбкость, неустойчивость, размытость границ между внешним и внутренним, физическим и психическим и лежит в основе «анимистического» мышления дошкольника.

Казалось бы, вполне понятное объяснение. И все же... «Откуда же берется эта размытость границ? - спросит читатель. - Возникает ли она самостоятельно, с неизбежностью стихийного явления, либо она - следствие обучения, воспитания?» Вопросы верные. И в самом деле, дошкольник не новорожденный, за 3-4 года он прошел длительный и сложный путь психического развития. Его мышление - наследник богатств, накопленных в период младенчества и раннего детства. Не там ли кроется источник детского анимизма?

Вспомним наши первые игры с годовалым и 2-летним малышом, обратим внимание на формы речевого общения: «Кукла хочет кушать», «Мишка пошел спать», «Кашка просит, чтобы ее съели»... Вся наша речь, обращенная к малышу, буквально насыщена «анимистическими» конструкциями. Конечно, мы отнюдь не вкладываем в них такого смысла, вовсе не хотим сознательно привить ребенку склонность к одухотворению неодушевленных вещей: просто говорить так - легче, понятнее. К тому же эффективнее. Двухлетка гораздо охотнее подчиняется просьбе надетого на пальцы Буратино, чем прямому приказу взрослого.

Да только ли в общении с ребенком мы насыщаем свою речь анимизмами? «Дождь идет», «Солнце взошло», «Вода пролилась» - говорим мы друг друг так, как будто бы и в самом деле дождь, солнце, вода могут проявлять активность и волю. Для нас это условность; мы-то понимаем, что за этими речевыми оборотами отнюдь не подразумевается одухотворенность предметов. А 2-летний малыш? Он понимает слова буквально. Метафорический контекст нашей речи скрыт от него. Если кукла «хочет спать» - значит она действительно хочет; если пугающий малыша пылесос, по словам мамы, «хороший и добрый» - значит он действительно волен совершать хорошие и плохие поступки. Вот и выходит: анимизму мышления дошкольника нечего удивляться. Напротив, удивляться следовало бы, если бы его не было.

Хорошо это или плохо? Практика нашего общения с ребенком-дошкольником давно ответила на этот вопрос. Мы читаем малышу сказки? Смотрим мультфильмы? Играем с ним в ролевые игры? Но ведь мир сказки, мультфильма, игры полон «живых предметов», необычных явлении. Животные говорят и действуют, как люди, неживые предметы обладают психикой и душой, самые удивительные события, необычные превращения обычны в сказке или игре. В этом особом, одушевленном мире дошкольник легко и просто осваивает связи явлений, овладевает большим запасом знаний, научное, «взрослое» понимание которых ему еще недоступно. В самом деле, как научно объяснить 4-5-летнему малышу происхождение ветра, как ответить, почему звезды не падают на землю, как ввести его в мир борьбы между добром и злом? А в сказке, в игре это легко и просто.

Иными словами, сказка, игра - это особый способ освоения мира, способ, позволяющий дошкольнику в специфической форме присвоить, понять и по-своему систематизировать тот поток событий, который обрушивается на него со всех сторон и который не хочет ждать, пока мышление ребенка станет «научным». А такая, пусть ненаучная, пусть временная, систематизация ребенку необходима: она снижает «напряженность непонимания», гармонизирует сознание малыша, делает мир понятным, а значит, приятным и удобным. Делает его миром, в котором интересно жить, который хочется лучше исследовать и глубже понять.

Но посмотрим на вещи с другой стороны. Ведь мысль дошкольника далеко не всегда интересуют глобальные вопросы. Как и ребенок младшего возраста, он продолжает активно осваивать предметы окружающей его обстановки, часами готов копаться в новой сложной игрушке, возиться в песке, пускать кораблики по воде. Экспериментируя с доступными ему предметами, малыш не только задает вопросы, но и сам пытается объяснить причины действия механизмов, свойства магнита, плавающих или тонущих в воде тел.

Один из психологов провел опыт: показал детям 4-7 лет маленькие фокусы и попросил объяснить их. Вот монета, опущенная в рукав, появляется в руке экспериментатора; вот листок бумаги, приложенный к открытому концу наполовину заполненной водой пробирки, упорно не желает падать, хотя пробирку перевернули отверстием вниз... Оказалось, дети объясняют эти явления, не обнаруживая никаких следов анимизма. Конечно, они неверно указывают причины, монета оказалась в руке, потому что «в рукаве была дырка», листик не падает, потому что «приклеился». Но эти неверные объяснения вполне в духе современной науки, ни к каким «желаниям», «хотениям» неодушевленных предметов как к объяснительному принципу дети не обращались.

А. В. Запорожец и Г. Д. Луков провели сходные опыты: на глазах у ребенка в воду бросали различные предметы и просили объяснить, почему одни из них плавают, а другие тонут. И тут малыши-дошкольники мыслили вполне «наукообразно»: если предмет тонет, то потому что он «большой» или «железный», если плавает, то потому что «маленький» или «деревянный». Объяснения могли быть самые причудливые, и лишь старшие дошкольники давали ответы, близкие к истине, но интересно другое, дети не обращались к идее анимизма.

Вывод напрашивается сам: те явления и предметы, которые близки и доступны ребенку, которые он может исследовать, потрогать, воспроизвести, очень быстро теряют в его глазах статус одушевленности, превращаются в обычные явления и предметы. Пусть малыш еще не знает их истинных причин, их внутреннего устройства (ведь и мы с вами не всегда можем верно указать причину неизвестною события), но он ищет эти причины там, где ищет их и сознание взрослого человека - в непрерывной и законосообразной цепи причин и следствии природы.

Напротив, те явления и процессы, которые далеки от его непосредственного опыта (течение рек, движение небесных тел и т. д.), которые он может наблюдать, но ничего не может с ними делать, естественные причины которых ускользают от мысленного взора ребенка и выходят за пределы его маленькой «наукообразной» вселенной, - они наделяются малышом человеческими свойствами, обладают «психикой и душой».

Но значит ли это, что анимизм дошкольника - явление чисто словесного, «вербального» мышления ребенка? Что он существует только на словах? Если это так, то большого значения в развитии детского мышления он не имеет, ведь мышление - это прежде всего действие, активное преобразование и освоение вещей. А разница между словом и делом очень велика. Может быть, на словах малыш выражает веру в одушевленность неживых вещей, на деле же, в реальной практике общения и обращения с ними, отнюдь не верит в то, что они могут думать, принимать решения или подвергаться волшебным превращениям. А может быть, наоборот, на словах 4-5-летнии малыш объясняет явления вполне наукообразно, на деле же верит в возможность волшебного, необычного, сверхъестественного?

Попробуем проверить. Наш опыт легко провести в домашних условиях. Сделаем так, чтобы сначала ребенок встретился с необычным, волшебным явлением в сфере словесного описания, а затем - в реальной жизненной ситуации. Расскажем ребенку сказку «Волшебная шкатулка». Суть ее вкратце такова: один из папиных знакомых дарит девочке Маше шкатулку, которая может превращать картинки с нарисованными на них предметами в сами предметы; стоит заложить картинку в шкатулочку и громко (иначе шкатулочка не услышит) сказать «волшебные» слова: «Альфа, бета, гамма», и в шкатулочке вместо рисунка появится настоящий предмет. Знакомый снабдил Машу маленькими картинками с нарисованными на них предметами (золотое колечко, красивая брошь, авторучка, зажигалка, паук и оса). Вначале девочка не поверила в возможность такого волшебства, но однажды, попробовав, убедилась в волшебных свойствах шкатулки.

А теперь спросим малыша: почему шкатулка превращает картинки в предметы? Может ли такое быть в жизни? Может ли, например, портрет человека превратиться в самого человека? Обычные дошкольники 4-7 лет дают похожие ответы: шкатулка превращает предметы, потому что она волшебная, но в жизни такого быть не может. В сказке, мультфильме, игре - пожалуйста, в реальной жизни - нет. Почему? Да потому что в жизни волшебства не бывает, никакая шкатулка не может слышать обращенную к ней речь и подчиняться одной лишь мысли и желанию человека.

Продолжим наш опыт. Через 2-3 дня предложим малышу красивую шкатулку, приложим к ней рисунки с упомянутыми предметами и как бы невзначай выскажем предположение: «Может быть, это и есть та самая шкатулка из сказки?» Покажем ребенку и настоящие предметы: колечко, брошь, зажигалку: «Смотри, может быть, все это мне сделала волшебная шкатулка?» Конечно, ребенок нам не поверит, скептически улыбнется... но не будем спешить. Оставим его наедине с картинками и шкатулкой, а сами под благовидным предлогом выйдем из комнаты.

Что будет делать ребенок? Специальные опыты показали: большинство дошкольников в такой ситуации немедленно начинают «волшебные» манипуляции; они быстро закладывают в шкатулку один рисунок за другим (кроме, конечно, паука и осы), произносят магические слова, да еще делают пассы руками - как заправские волшебники. Не увидев эффекта, ребенок удивлен: «Не превратилось?» «Опять картинка!» - с досадой восклицает он. Лишь немногие дети 4-6 лет осваивали незнакомый предмет «рациональным» способом, так, как это делал бы взрослый человек: крутили его, смотрели картинки, раскладывали из них «пасьянс», но не пробовали «превращать».

Итак, слово и дело у наших детей действительно разошлись: на словах большинство детей отрицают возможность волшебных превращений в сфере реальной жизни, на деле же - верят и надеются, что шкатулка превратит предмет. На словах шкатулка - вещь неодушевленная, на деле же ребенок стремится воздействовать на нее как на живое существо, способное услышать его и подчиниться его желаниям. Выходит, нельзя говорить о том, что по отношению к знакомым, доступным для практики и манипуляции вещам дошкольник преодолел анимизм.

Необходимо спросить себя: о каком виде мышления мы говорим? О словесной мысли, о «мысли в рассуждении» или о «мысли-действии», «мысли-поступке»? Ведь словесное мышление абстрактно, отвлеченно: на словах можно верить или не верить в возможность волшебства -от этого в жизни мало что изменится. Иное дело - мысль в действии. Воздействуя на предметы, преобразуя их, ребенок вносит изменения в реальный мир. Изменения, которые могут иметь необратимый характер и влиять на собственную жизнь малыша, удовлетворять или ограничивать его потребности, интересы. В плане словесной мысли уже младший дошкольник теряет веру в одухотворенность хорошо знакомых ему предметов; на деле же, в определенных условиях, по-прежнему пытается «уговорить» предмет.

А это значит, что в отношении познания причин явлений младший школьник находится как бы на перепутье. С одной стороны, приписывая предметам и явлениям способность самим определять свои действия, дошкольник может принимать и осваивать огромное количество самой разнородной и противоречивой информации, не заботясь о ее строгой систематизации и естественнонаучной «увязке»; не имея этой способности, ребенок просто был бы не в состоянии справиться с лавиной разнообразных сведении, чувствовал бы себя растерянным и подавленным.

С другой стороны, в его словесном, а постепенно и в действенном мышлении все сильнее сказывается влияние научной, «рациональной» картины мира, имеющей свою опору в понятии о естественной причинности. Это готовит мышление ребенка к новому этапу развития - этапу школьного обучения, этапу, на котором научная картина мира постепенно и сознательно осваивается им.

Такую сложность, противоречивость мышления дошкольника хорошо чувствуют и понимают многие родители и педагоги. Они не отмахнутся от «слишком сложного» вопроса ребенка и не станут давать на него «научных» ответов. Они сумеют дать ответ в остроумной и сказочной форме. Тем и хороши «Айболит» или «Алиса в стране чудес», что в сказочной, близкой и понятной ребенку форме они говорят ему о сложных вопросах; о добро и зле, характерах и взаимоотношениях людей. Сказка, волшебное событие, «перевертыш» нужны ребенку. Там же, где ребенок может и хочет самостоятельно исследовать объект, узнать его структуру и функции, по возможности не станем ему препятствовать. Ведь такое исследование - пусть с некоторыми «потерями» для взрослых - основа пока еще только складывающегося, но столь важного и нужного в будущем естественнонаучного мышления.

До сих пор мы говорили лишь об одном из аспектов мышления дошкольника - особенностях познания им причинных связей явлений. Теперь обратимся к другому. Попробуем понять, как приходит ребенок к осознанию факта целостности и устойчивости объектов внешнего мира.

В самом деле, мыслить, устанавливать причинные связи, исследовать объект можно лишь тогда, когда этот объект предстает перед нами как нечто целостное и единое, как то, что отличается от других объектов и устойчиво во времени. Стоит представить себе, что это условие нарушено, - и мир превратится в хаос непрерывно меняющихся, текущих и превращающихся друг в друга форм.

«Но разве можно сомневаться в том, что дошкольник воспринимает предметы устойчивыми, ведь он видит те же объекты, что и мы, взрослые: мебель, дома, машины, явления природы?» - спросит читатель.

В этом, конечно, вряд ли. Мы не знаем, какими видит предметы 4-5-летний малыш, ведь у него свое, особое видение мира. Но вероятнее всего он видит их устойчивыми, ведь они действительно просты, неизменны, как бы застыли на время в тех «панцирях», которые приготовили для них природа и человек. А как быть с теми объектами, которые постоянно меняют форму, сохраняя неизменными лишь отдельные свойства? Вода, перелитая из сосуда в сосуд, меняет форму, но количество ее остается прежним; кусок пластилина, превращенный в скульптуру, сохраняет в себе тот же вес, объем, то же количество вещества. Понимает ли это дошкольник?

Проверим это: предложим ребенку сравнить количество жидкости в двух одинаковых, узких и высоких стаканах с одинаковым количеством воды. «В этих стаканах воды одинаково или в одном больше, в другом меньше?» - спросим мы малыша. Обычно ответ стереотипен: одинаково. А теперь рядом поставим еще один, широкий и низкий, пустой стакан и перельем в него воду из одного узкого стакана. Уровень воды понизится. Повторим наш вопрос. Вот тут-то и раскрывается еще одна интересная особенность детской мысли: большинство дошкольников полагают, что в широком стакане количество жидкости изменилось. Высота столбика уменьшилась, значит, и воды стало меньше - рассуждают они. Перельем воду из широкого стакана в узкий - и дети опять скажут, что воды стало поровну. Конечно, дети видят, что в ходе переливания мы ничего к воде не добавляли и не убавляли, и все же ее стало меньше. В чем же дело?

Дело в том, что малыш почему-то убежден: количество воды можно оценить по высоте столба жидкости. Тот факт, что стаканы могут иметь разный диаметр, ускользает от мысленного взора ребенка. Лишь к концу дошкольного возраста многие начинают понимать: сокращение высоты столбика компенсируется увеличением его ширины (точнее, площади основания сосуда). Подобный тип рассуждений дети обнаруживают и в отношении других качеств изменяющихся объектов: если один из двух одинаковых пластилиновых шариков скатать в колбаску, дошкольники полагают, что пластилина в нем стало больше: изменилось не только количество вещества, но и объем, и вес. Если рядом - друг против друга - поставить по нескольку черных и белых фишек, малыши полагают, что число черных и белых одинаково. Если же на глазах у ребенка фишки одного из рядов раздвинуть, сделав ряд длиннее, ребенок станет думать, что в длинном ряду фишек стало больше, и т. д.

Вот мы и встретились еще с одной важной особенностью мышления дошкольника - его «глобальностью». Мысль взрослого видит не просто объект: воду, песок, пластилин... Мы видим, выделяем в объекте разные свойства и качества: форму, объем, вес, площадь, длину, высоту и т. д. Одни из этих свойств могут меняться, другие остаются неизменными. Не то для дошкольника. И он, конечно, может выделять в объекте форму, цвет, объем, но все это еще слито для него в один сложный, сплошной конгломерат, точная связь между разными свойствами объекта малышу еще непонятна. Об объеме столба жидкости он может судить по его высоте, о количестве пластилина - по длине колбаски, о числе фишек - по длине ряда - в общем, судит по самому яркому, бросающемуся в глаза свойству, независимо от его действительной связи с объемом, массой, числом.

Конечно, неумение дошкольника правильно выделять связь между разными свойствами изменяющихся объектов можно попытаться преодолеть. В ряде исследований психологи предлагали детям использовать специальные мерки: для объема - стандартную чашечку, для длины - палочку, для площади -кусочек бумаги. После таких занятий даже 4-летние малыши начинали понимать, что, в какой бы сосуд мы ни переливали жидкость, «количество чашек» в ней остается неизменным; объем в сознании ребенка приобретал устойчивость и независимость от формы сосуда. Тот же эффект достигался и по отношению к другим свойствам объектов: массе, площади, например. Если на глазах у ребенка много раз произвести преобразование изменяющегося объекта (воды, пластилина и др.), постоянно напоминая малышу о том, что масса или объем не изменились (потому что ничего не убавили и ничего не прибавили), то через некоторое время 4-5-летние дети и сами начнут давать правильные ответы, причем многие из них смогут самостоятельно перенести полученный навык на новые изменяющиеся объекты.

Итак, учить можно. Но изменится ли при этом мышление дошкольника как таковое? Перестанет ли быть «глобальным»? Пока этот вопрос остается открытым. Некоторые исследования показывают, например, что чрезмерная директивность в общении взрослого с ребенком, стремление жестко управлять его действиями не способствуют исчезновению «глобальности», напротив, отрицательно сказываются на развитии у ребенка способности к выделению отдельных свойств и связей между ними. Быстрее эта способность появляется у тех дошкольников, которым позволяют самостоятельно «экспериментировать» с вещами, водой, песком, пластилином... Задача взрослого тут не в том, чтобы «вкладывать» в мышление ребенка готовые способы решения задач, а скорее в умении поставить перед малышом эти задачи, помочь ему задуматься, удивиться и захотеть решить их самостоятельно.

А теперь представим себе 5-летнего дошкольника, который так или иначе, самостоятельно или с помощью взрослого, сумел преодолеть «глобальность» своего понимания отношений: четко и ясно, как школьник на уроке, он отчеканивает ответы о физических свойствах газов и жидкостей, пространства и времени... Значит ли это, что и в своем практическом, «действенном» мышлении он будет использовать эти знания? Значит ли это, что, получив взамен неправильного, иллюзорного понимания отношений между свойствами вещей понимание истинное, он немедленно начнет руководствоваться этим новым пониманием в своей практической жизни?

Казалось бы, да. Но будем осторожны. Не станем забывать, что перед нами - дошкольник. Попросим ребенка сравнить две одинаковые линейки, которые укреплены на доске так, что одна из них кажется длиннее другой (есть у психологов способ создать подобную иллюзию неравенства). Разумеется, все дети признают, что линейки не равны, одна из них длиннее. Снимем линейки, дадим малышу самому убедиться в их равенстве, а затем снова повесим на доску и повторим наш вопрос. Теперь, проведя сравнение, он убежденно отвечает: линейки равны. Отвлечем ребенка беседой на 2-3 минуты, а затем попросим достать лежащую на полу красивую марку, не вставая со стульчика: «дотянешься - будет твоя». Расстояние между максимально протянутой рукой и маркой примерно равно длине линейки. «Если хочешь - можешь воспользоваться линейкой», - советуем мы ребенку. Какую он возьмет? С точки зрения полученного ребенком знания о длине (линейки равны) - все равно какую. Но нет. Абсолютное большинство дошкольников берут именно ту линейку, которая кажется длиннее.

Вот и ответ на наш вопрос. Ребенок-дошкольник отнюдь не всегда спешит перестроить свои практические действия на «научной основе», даже если такую основу ему удалось получить. Знание - знанием, а вернее все-таки полагаться на то, что кажется моему зрению (слуху, вкусу, осязанию). Это свойство детского практического мышления - склонность опираться не на знание об истинных отношениях вещей, а на их кажущиеся отношения - назовем феноменальностью. С этим свойством мы уже встречались: вспомним детский анимизм. На словах 4-6-летние дети убеждены, что «волшебства» в жизни не бывает, а на деле?

Итак, анимизм, глобальность, феноменальность... Перечисление свойств мышления дошкольника можно было бы и продолжить. Но дело не в их количестве. Вопрос в том, для чего они нужны дошкольнику и нужны ли вообще. Как посмотреть. С точки зрения взрослого, это всего лишь «промежуточные этапы», иллюзии, недостатки. Со временем они будут преодолены. Но у ребенка свой мир. А в этом мире и анимизм, и глобальность, и феноменальность не только недостатки, но и достоинства. Способность «соединить несоединимое», умение выделять в объектах самые яркие свойства, доверие к своему личному опыту - это и многое другое дают малышу-дошкольнику «недостатки» его мышления. А способности эти понадобятся ему и в будущем, даже тогда, когда «детские» свойства его мышления, сыграв свою роль, окончательно сойдут со сцены психического развития.