Страх смерти и кошмарные сны: что делать?

Как мы видим, в основе большинства кошмарных снов (КС) находятся страхи, порожденные семейной ситуацией, размножающиеся сверх возрастной нормы и приобретающие угрожающий для жизни характер. Поэтому самым действенным способом устранения КС будет уменьшение дневных страхов у детей, повышение их уверенности в себе, налаживание взаимоотношений в семье, включая коррекцию неправильного воспитания и нейтрализацию конфликтов. В свою очередь, устранить страхи у детей невозможно без заинтересованного участия родителей и их лечения по поводу собственных невротических проблем и состояний.

Чем раньше обнаружены КС у детей, тем лучше их дальнейшее психическое состояние, поскольку помогает во многом разобраться в неразрешимых по возрасту переживаниях.

В неврозологии — учении о неврозах — есть понятие внутреннего конфликта. Ввел его в научный обиход 3. Фрейд, подразумевая противоречия между чувством долга (Супер-Эго) и сексуальными, чувственными влечениями (Ид-Оно). В сновидениях это более чем замаскировано, и в их разгадке состоит искусство психоанализа. Во всем, что касается толкования снов, у 3. Фрейда не было больших достижений, в отличие от более психологически ориентированного К. Юнга с его теорией коллективного бессознательного и архетипов.

Как мы убедились, сексуальная подоплека КС у детей не представлена в сколько-нибудь развернутом виде. Нужна изрядная доля не всегда адекватной фантазии, чтобы перевести их содержание в русло психоаналитических доктрин. Мечтать и фантазировать не вредно, но это будет уже не наука, а степень субъективного сдвига того или иного исследователя, выдающего ожидаемое за достигнутое, реальное, понятое.

Сейчас появился интерес к психоанализу у не компетентных в нем людей. Однако, несмотря на его очевидные заслуги, рассматривать КС у детей в русле понятий тех времен будет не профессионально, скорее это будет дань бессознательным традициям авторов и их личным пристрастиям. Движущими силами в постижении КС будут современные знания медицинской, социальной психологии и психиатрии.

Рассуждали мы подобным образом потому, что разобраться в КС у детей — необходимая, но весьма непростая задача: это все равно увидеть себя по собственной инициативе в кривом зеркале. Тем не менее, без познания себя такими, какие мы есть в настоящее время, невозможно рассчитывать на помощь детям. Сначала родителям самим нужно измениться, а затем уже воспитывать детей, исправлять их видение мира, характер и сны.

Примером будет история с 35-летней женщиной, не способной заснуть без снотворных и постоянно видящей во сне то собаку, то змею. Невротически расстроена она с самого детства. Помнит, как совсем маленькой девочкой боялась змеи, летом на даче ее «до смерти» запугали последствиями укуса, а девочкой она была, как можно догадаться, весьма впечатлительной.

Сначала змея выступала как угроза для ее жизни (отравление — смерть), в подростковом возрасте она, скорее, символизировала страх чужеродного влияния. Ясно, что все эти страхи возможны только при развитом инстинкте самосохранения. Что же служило основой для продолжения во сне детских страхов?

Не только воображение, впечатлительность, эмоциональность, но и высокая тревожность, и особенно неуверенность в себе: ей казалось, что она не сможет заснуть, что ничего не получится с нормальным сном, опять придется принимать снотворное и т. д. Здесь самое время задать два вопроса: какие у нее отношения с мужем, и что было в детстве?

С мужем она испытывает больше отрицательных, чем положительных чувств, особенно в связи с сексуальным опытом взаимоотношений, которыми она полностью не удовлетворена. Именно этим питается ее ночной страх змеи, способной глубоко внедриться, вползти, проникнуть. Другой страшный персонаж — собака, готовая не столько укусить, как змея, сколько внезапно напасть, залаять, испугать своим неожиданным появлением.

Подобный эпизод действительно имел место в детские годы, но, чтобы так долго сохраняться в снах, нужно иметь какое-то подкрепление, а то и усиление. Чем и был конфликт с мужем, отношения с которым ежели и не были «собачьими», то были близки к подобным.

Все же, что было связующим звеном между прошлым, детством и настоящим? Это уже не раз отмечаемая триада страхов перед засыпанием — одиночества, темноты и замкнутого пространства. Одиночества наша пациентка боялась всегда, поскольку при ее художественных задатках не представляло труда вообразить появление чудовищ, исчезновение вечно занятых родителей или, на крайний случай, конец света. Темнота выступала в качестве проявителя страхов, а беззащитность, присущая ей опять же с детства, подчеркивала непротивление злу.

Наиболее прочно закрепляются условные рефлексы на появление опасности перед сном из-за возникающих фазовых переходных состояний активности головного мозга. Ввиду чего и неудивительно сохранение беспокойства перед сном, усиленное тревожной переработкой домашних конфликтов. Как и в детстве, дневные заботы, проблемы, беспокойства влияли на появление тревоги перед сном и, подобно ретранслятору, способствовали оживлению ночных страхов, представленных образами змеи и собаки.

Как выгнать их из сна? Можно внушить определенный, защитного плана, характер сновидений (кто-то или нечто изгоняет, уничтожает угрожающие ночные образы) и все? Если у детей подобное внушение более или менее действенно и мы его используем после рисования страхов или игры, то у взрослых, как правило, оно не срабатывает.

Вспомним, когда начались в рассматриваемом случае страшные сны и страхи вообще. В детстве! И снижть их травмирующее влияние нужно теми же разработанными способами, что и при психотерапии детских страхов. Поясним, что всю эту историю с мамой мы рассказывали по причине ночных страхов у ее дочери 11 лет.

Мать обратилась за помощью себе, но когда мы узнали, что и дочь подвержена ночным кошмарам, то предложили пройти совместный курс игровых лечебных занятий, заодно пригласив и отца, любящего не столько мать, сколько дочь. И вот позади четыре игровых занятия, а вместе с ними и большинство ночных страхов. Помогли такие простые, но психотерапевтически обыгрываемые игры, как пятнашки, жмурки, прятки. Именно они и рассчитаны на устранение страхов одиночества, темноты и замкнутого пространства, возникающие перед засыпанием и во время сна.

Для более надежного предотвращения возобновления страха перед сном потребовалось дополнительное игровое занятие по уменьшению страха одиночества. В первом действии все дружно играли друг с другом, после чего незаметно исчезали, оставив девочку одну. Ушедшие в соседней комнате повторяли монотонно хором: «Оле (так звали девочку) сейчас, наверное, плохо, она ничем не может занять себя. Ей хочется плакать. Ходит из угла в угол или сидит на одном месте и смотрит в потолок. А может, она займется чем-нибудь».

Дальше следовала «немая сцена» — молчание, ожидание, чем же она займется. Оставшись одна, девочка начинала оглядываться вокруг и замечала разложенные игрушки, спортивный инвентарь, дающие ей возможность поиграть, забыться, лучше перенести одиночество и отсутствие взрослых. Услышав шум от игры, участники игры возвращались по одному обратно и подчеркивали самостоятельность девочки, ее умение занять себя.

После чего все взрослые опять же хором произносили: «Оля хорошая девочка. У Оли все будет получаться лучше и лучше. Оля совсем перестала бояться. Если нужно, Оля сама сможет помочь другим детям преодолеть страхи». Внушающее значение таких реплик весьма велико, если они основаны на реальных достижениях детей в преодолении страхов.

После совместных игровых занятий с их продолжением в домашней обстановке мать стала засыпать впервые без снотворных, а у дочери отпала необходимость в консультации, на которую она была записана месяц назад.

Вопрос всех вопросов: следует ли проигрывать основополагающий для многих страхов страх смерти? Можно считать, что раз он не устранен, то вся предыдущая работа по устранению страхов пойдет насмарку. Если в начале нашего научного пути мы еще отваживались предлагать детям рисовать среди прочих и страх смерти себя и родителей, то потом убедились, что этого не стоит делать не только по этическим соображениям, но и ввиду явной нецелесообразности.

Раз проходили другие страхи, обусловленные страхом смерти, то рано или поздно сам страх смерти терял свою актуальность, рассыпался в пух и прах, и бороться с ним, следовательно, не нужно было, как с ветряными мельницами. К тому же страх смерти в своей предпосылке — понятие возрастное, преходящее. Однако при невротическом расстройстве личности он начинает довлеть в сознании, формируя фобии, опасения, предчувствия и пораженческие настроения, и здесь необходима активная психотерапия не только страхов, но и невроза.

В связи с этим приходит на ум один случай из нашей практики. Знаменитый в 60-е годы оперный певец от перегрузки на фоне гриппа несколько раз терял сознание на сцене, и постепенно, но прочно у него возник страх смерти от остановки сердца. Навязчивый страх сковал активность артиста, выступать он уже не мог, лежал неоднократно в больницах. Болезнь, то есть невроз, прогрессировала, и 10 лет подряд он вообще не выходил из дома в пригороде Ленинграда, где он однажды остался на лето, поскольку любое удаление от близких и дома автоматически включало страх остановки сердца.

Перебывало за это время у него много знаменитостей — от Джуны до черных и белых магов. Никакие заклинания, внушения, снадобья и заговоры не помогали. Прорыв осуществил известный врач из Феодосии А. Довженко, автор метода кодирования при алкоголизме. Лечил он тогда партийных товарищей и заодно решил помочь нашему затворнику.

Не терпящим возражения голосом заставил его сесть в машину, привез в город, закрыл в номере партийной гостиницы, заявив, что, когда его откроет утром, все страхи смерти пройдут раз и навсегда. Утром поседевший от ужаса певец приказал отвезти себя домой, поскольку вторая ночь могла стать для него последней. Просьба была исполнена.

Нужно отдать дань уважения нашему герою: потом заочно освоил весь курс медицинского института и сдал потрясенной комиссии на «отлично» все выпускные экзамены. Нужно только добавить, что комиссия в полном составе прибыла к нему, а не он к ней, раз все оставалось по-прежнему с его фобиями смерти.

Одновременно как человек талантливый и разносторонний, он прошел школу народной медицины и целительства и стал помогать людям. К нему прилетали на персональных самолетах высокопоставленные пациенты из Москвы, но официального разрешения на оказание помощи так ему и не дали. Это сейчас не спрашивают, есть лицензия или нет, да и Академия народной медицины появилась, а тогда проверяющие рыскали, как агенты инквизиции, среди единичных представителей альтернативной медицины.

Случайно один из наших учеников, поклонник таланта этого артиста, разговорился с ним о психологических методах лечения навязчивых страхов, в которых уже имел известный опыт автор этих строк. Очередная просьба больного не была отклонена и, естественно, пришлось поинтересоваться всей предысторией не такой уж редкой в нашей практике фобии смерти.

Кардинальным психогенным (травмирующим) событием оказался тяжелый грипп с мозговыми осложнениями, перенесенный в 8 лет. Была и высокая температура, и затуманенное сознание, и состояние, близкое к клинической смерти. Заметьте, это 8 лет, а раньше 8 лет были как 7 лет сейчас, то есть страх смерти неотъемлемо входит в психологию этого возраста, да еще заостренный правополушарной направленностью личности и представляющей угрозу для жизни болезнью, что, кстати, отражалось в снах, где он несколько раз умирал.

По-настоящему помог мальчику только один весьма уже пожилой травник, с которым его потом связывали многие годы дружбы. Через два года прекратилась головная боль, нормализовался сон. Подростком играл с неплохими результатами в футбол, как вдруг в юношеском возрасте открылся дар пения, чем были немало удивлены все знакомые.

Далее — Консерватория, сцены Парижа, Токио, Нью-Йорка. Но затем — перегрузка, срыв, возобновление детских, не изжитых страхов и развитие, пожалуй, самого тяжелого для лечения невроза навязчивых состояний, в данном случае страха смерти. О том, какой у него был сон все эти годы, можно и не говорить.

Что бы вы посоветовали, дорогие читатели, на моем месте? Не сомневаюсь, некоторые из вас воскликнут: «Эврика! Надо поиграть ему в игры, устраняющие связанные со страхом смерти страхи, того же одиночества, темноты, замкнутого пространства, страхи нападения чудовищ, стихии, высоты, глубины, войны, уколов и неожиданных звуков».

Да, вы правы. Вопрос только — с кем играть и как. Сын у него уже большой, учится и живет отдельно, так что ему не до игры. А вот две приемные дочки, 8 и 11 лет, от второй жены как раз то, что надо: и возраст подходящий, и сопротивляться игре не будут. Побеседовали мы с ними и, не заостряя внимание на отчиме, предложили вместе сыграть сначала с нами, а потом и с ним отдельно. Благо дом был деревянный, двухэтажный, да еще с чердаком и подвалом.

Поиграли мы в пятнашки, жмурки, прятки, пожали всем руки и уехали, выразив надежду встретиться уже в Ленинграде. Так оно и получилось. Через два месяца последовал звонок со словами благодарности. Вроде бы и простые игры, но эффект их весьма велик при умелом применении: страх смерти прошел, дезактуализировался, наш пациент вернулся в Ленинград и на дачу приезжал только летом.

Вернемся в детство и отметим ряд правил отношения родителей к КС, своего рода кодекс поведения при них.

При наличии КС не следует проявлять чрезмерную принципиальность, читать без конца мораль, стыдить, отправлять спать одного в темной комнате. Если КС представляют единичные случаи, то, успокоив ребенка и ласково с ним поговорив, можно посидеть рядом в его комнате, поглаживая по головке, плечу, руке, ласково напевая при этом или рассказывая какую-либо незамысловатую историю.

Другое дело — постоянно повторяющиеся КС. Здесь необходима квалифицированная помощь психолога или врача-психотерапевта, а пока лучше всего приблизить кровать ребенка к своей или спать вместе с ним.

Немаловажно пожелать спокойной ночи, не напоминая: «Ты только не бойся». Последнее действует, скорее, как приглашение к страхам, чем их отрицание.

Само собой разумеется, устранение любых «ужастиков» перед сном, сказок с леденящим душу содержанием, бурной игры, плотной пищи, духоты в помещении и физического стеснения ночью. Даже такие безобидные мероприятия, как мытье ног прохладной водой перед сном и проветривание помещения, заметно уменьшают частоту КС.

Ночью не мешает лишний раз подойти к плохо спящему ребенку, поправить одеяло, сказать несколько теплых слов. Утром лучше обойтись без будильника, а незаметно подойти, опять же погладить и разбудить ласковыми словами. Чем более нервный ребенок, тем менее быстрым должно быть пробуждение.

Днем ребенку следует предоставить большую игровую активность, возможность поиграть в подвижные, шумные, эмоционально насыщенные игры. Чем больше он устанет физически днем, тем лучше будет спать ночью — что называется, «без задних ног».

Никогда не нужно выяснять отношения в семье при спящем ребенке, как и склонять его на сторону одного из взрослых днем. То же относится и к «ничего не значащим», с точки зрения родителей, ночным телепередачам и музыке с использованием мощных усилителей. Даже кроватка ребенка должна быть расположена оптимальным образом: по магнитной оси Земли, не в темном углу и не слишком светлом месте, без нагромождения мебели и присутствия беспокойно спящего взрослого рядом.

Особого внимания заслуживают часто болеющие дети, вероятность появления КС у которых в несколько раз выше. Даже элементарные ОРЗ, отиты, ангины, не говоря уже о бронхитах и пневмониях, способны существенно затруднить дыхание ночью, вместе с чем осложняется и доступ кислорода в легкие и мозг.

Кислородная недостаточность рефлекторно включает инстинкт самосохранения в виде чувства беспокойства. При наличии травмирующего опыта гипоксии, тем более асфиксии при беременности и родах, срабатывает и механизм условно-рефлекторного подкрепления сохраняющейся в подсознательной области психики витальной, базально-исходной тревоги, и сны отражают давно пережитые, но вспыхивающие с новой силой эмоциональные стрессы.

Вспомним в связи с этим приведенные случаи навязчивых кошмарных снов, особенно, приступы ночного страха. Как правило, это часто болеющие, легковозбудимые и склонные к мышечным и сосудистым спазмам дети. Психология психологией, а полностью угроза КС будет снята только после укрепления организма ребенка и повышения его защитных резервных сил.

Поэтому разумно используемые системы физического и соматического оздоровления, закаливания (естественно, не в проруби) способны рано или поздно полностью снять проблему КС.

Наиболее эффективный метод устранения КС у детей — разработанная и усовершенствованная в течение десятилетий авторская система ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ПРЕОДОЛЕНИЯ СТРАХОВ: их рисования, драматизации и катарсиса, как метода нейтрализации последствий психических травм (определение автора).

Воспроизведем игровой катарсис у девочки 10 лет, беспокойно спящей ночью и вскрикивающей во сне: «Уйди, уйди!». При выраженной эмоциональности и впечатлительности ей было нетрудно сохранить в памяти ужас при помещении в больницу без матери при подозрении на пневмонию, оказавшейся простудой, когда ей не было и трех лет.

Затем несколько лет панически боялась белых халатов, сейчас же не может заснуть и беспокойно спит перед любым посещением поликлиники. Тем самым можно утверждать об отражении перенесенной ранее психической травмы в психическом состоянии девочки.

В первом действии мы проиграли с ней и с матерью так называемые «медицинские страхи»: уколов, боли и заболеваний, опять же свидетельствующих о возрастной пролонгации имевших ранее место переживаний. Но утром даже при более или менее внешне спокойном сне она продолжала чувствовать себя в подавленном состоянии.

Тогда с матерью, младшей сестрой и ассистентами была проведена лечебная игра-катарсис. Самой девочке цель игры не сообщалась, но подчеркивалось ее положительное влияние на преодоление страхов. Все сели в кружок на детские стулья и принялись обсуждать, кто какие роли будет играть.

Девочка вызвались быть собой, то есть «жертвой простуды». Мать осталась в своей роли и ей предстояло, как и дочери, снова перейти в уже пережитый мир беспокойства и страха. Отец на игру не явился, да и его участие в жизни дочери было почти нулевым. Остальные участники игры были бабушками, тетями и дядями, не менее тревожными и мнительными знакомыми.

В первом действии или акте психологической драмы воссоздавалась обстановка гиперопеки и беспокойства в семье в первые годы жизни девочки. Все суетились, постоянно «дергали» девочку, давали противоречивые и взаимоисключающие советы. Особенно отличалась всем этим «бабушка», ни на шаг не отходящая от «внучки» и причитающая при любом ее недомогании.

В конце первого действия девочка была доведена до «нужной кондиции», то есть до исходного состояния тревоги и страха. Воспринимать подобное нужно не буквально, а условно, с некоторой долей иронии и юмора. Тон всему этому задает, естественно, специалист, создающий и в группе атмосферу сотрудничества, интереса и даже азарта.

Импровизация — ведущий стержень лечебной игры, никто не знает, как разовьется и чем закончится игровое взаимодействие, сценарий игры прописан лишь в общих чертах. К тому же руководитель игры не хлопает в ладоши, как режиссер, ежеминутно прерывая действо для дачи указаний. Но не нужно думать, что все пускается на самотек. Через исполняемую роль специалист воздействует на характер происходящих событий, задерживая или ускоряя темп игры, проходя мимо несущественных и слишком натуралистических эпизодов.

Как и полагается после театрального действия, объявляется антракт: можно походить, поговорить, подумать, остыть. Каждое действие представляет собой завершенный этап терапевтической игры, имеющий определенную цель. Содержание следующих игровых действий сообщается непосредственно перед их началом.

Второе действие — «заражение», «появление болезни». Происходит перераспределение ролей с учетом пожеланий играющих. Половина участников превращается в распространителей различных заболеваний и несчастий, другая половина представляет их жертвы. Уже говорилось, что девочка сама назначила себя на роль жертвы простуды. Соответственно, «микробы», «возбудители плохого настроения и страхов, прочих несчастий» только и ждали, чтобы приступить к решительным действиям по отношению к нерешительным, боязливым и беззащитным детям.

«Простуда» дула ртом, махала руками и кашляла, «Грипп» чихал без конца, слабел на глазах и краснел от температуры и головной боли, «Кишечная Инфекция» хваталась за живот, носила с собой горшок и все больше зеленела от отравления и т. п. Родители, бабушки, дедушки беспрерывно охали, говорили, что хуже не бывает, откуда такая напасть появилась, и что нужно срочно везти в больницу.

По вызову приходил доктор, разводивший руками при виде столь тяжелого состояния и читавший мораль о том, куда все смотрели раньше, что все виноваты и что другого выхода, кроме больницы, нет, да и там всякое может случиться. Перепуганные взрослые умоляли спасти ребенка и как можно скорее вызвать «скорую помощь». Последняя появлялась на редкость быстро (врач и ассистент стояли друг за другом, взявшись за руки). Родителям объяснялось, что места в машине мало и в больницу их не пустят, не положено, не велено, ребенок уже «большой» и т. п.

Опять антракт, и третье действие происходило уже в больнице. Девочку, как и остальных больных, размещали по боксам (стулья, поставленные на некотором расстоянии друг от друга). Всем «больным» строго-настрого запретили общаться друг с другом из-за угрозы дополнительного заражения, ухудшения состояния и смерти.

За порядком следили более чем дисциплинированные нянечки, санитар у входа и главный врач, дружно отражающие любые попытки матерей проникнуть в «больницу». Как и полагается, проводились «обходы профессора» с назначением уколов и прочих, таких же неприятных, процедур. Медсестры исправно претворяли их в жизнь, не обращая внимания на страхи и нежелание детей.

В игре все специально с известной долей юмора доводилось до степени гротеска и абсурда, что вызывало у участников максимальное вовлечение, эмоциональное оживление и неподдельный интерес к происходящим событиям. Существенное значение игра имела и для матери, устраняя прежние тревоги по поводу состояния дочери. Иначе они продолжали бы звучать чрезмерным беспокойством в отношении любых ее недомоганий.

В четвертом действии последовало долгожданное разрешение главного врача на свидание матери с дочерью, как, впрочем, и для некоторых других матерей. Критерием были прилежное поведение детей и отсутствие страхов. Проверка производилась вечером, когда они оставались одни и могли делать все, что заблагорассудится. Тут-то и хватало, как это нередко бывает, всяких ужасных историй о Черной Руке, Пиковой Даме, Скелетах и покойниках. Среди «больных» обязательно оказывались паникеры (обычно кто-либо из взрослых участников), свет им был не мил, чуть что сразу начинали причитать, а то и трястись от страха.

Но, с таким же успехом, находился и оптимист, верящий в благополучный исход избавления от страхов. Именно на этом контрасте и удавалось создать более активную жизнеутверждающую доминанту, или волю к здоровью. После волнующего свидания с дочерью мать просила выписать ее под расписку, но лечащий и главный врачи оставались непреклонными, описывая в деталях все возможные осложнения столь грозного заболевания. Подобные, нарочито серьезно преподносимые угрозы действовали в качестве нейтрализующего или десенсибилизирующего (ослабляющего) фактора уменьшения беспокойства матери, оставшегося с тех времен и связанного с врачебными ошибками и недочетами.

Проходило еще несколько дней, и все начинали говорить о явно наметившемся улучшении в состоянии девочки: меньше кашляет, порозовела и смотрит более уверенно.

Пятое, заключительное, действие началось с торжественного разрешения главного врача на выписку, апофеозом чего явилась бурная встреча матери и всех родственников с девочкой, с обниманием, слезами и дружной прогулкой к дому под напутствие врачей о предотвращении в будущем такого глупого заболевания, как простуда.

Снова появились «микробы», «болезни», «несчастья», но никому уже не удалось склонить девочку на свою сторону. После игры она заметно повеселела, как бы сбросила с себя груз прошлых тревог, освободилась от них. В этом и заключался терапевтический смысл игры. Ночной сон стал спокойнее, и девочку перестали мучить кошмарные сны.

Мы рассказали только об одной разработанной нами методике игрового катарсиса. Она, как и остальные методики, составляет суть метода игровой нейтрализации последствий психических травм.

Нужно начинать с преодоления актуальных в настоящем страхов описанным ранее методом «игровой драматизации страхов», а потом уже переходить к игровому устранению эмоциональных следов ранее испытанных страхов.

Напомним, что при игровой драматизации страхов терапевтический эффект их преодоления обеспечивается главным образом взятием роли объекта или источника угрозы. В истории с Красной Шапочкой это будет роль Волка, который в такой же степени теперь агрессивен, в какой Красная Шапочка, то есть ребенок, его боялся.

Обратная перемена ролей показывает уже эффект обучения (терапевтического отреагирования отрицательных эмоций): ребенок в роли Красной Шапочки не только не боится, но и может «дать по носу» Волку, не говоря уже о защите Бабушки от него. Так что и Охотник не нужен в конце, финал и так благополучен.

Если же ребенок не решается сразу войти в угрожающий образ, то ролевая драматизация страхов состоит из трех действий: ребенок играет, по существу, самого себя, то есть боящегося, но все равно не как в жизни; затем он пугает, а его как небоящегося играет кто-либо из взрослых; ребенок снова становится собой, но уже обеспечивает адекватную психологическую защиту. Так что сказка «Красная Шапочка» выступает в качестве успешного подспорья для метода игровой драматизации страхов.

При нейтрализации пережитых страхов больший терапевтический эффект достигается как раз за счет повторного, менее травмирующего переживания ранее испытанных страхов. Они уже не могут травмировать, потому как носят условный игровой характер.

Во время игры не используются грим, декорации, сцена и прочие театральные атрибуты. Дощечка напоминает о дороге, стул — доме, игрушечная елочка — это лес и т. п. К тому же игра всегда носит жизнеутверждающий характер, с позитивным решением неразрешимых ранее проблем. Пронизывает игру и юмор, так как прежние драматические ситуации воспринимаются поводом для остроумной игры, в которой максимально раскрывается творчество ребенка.

В конце он награждается рукопожатием, приветливыми словами, произносимыми хором всеми присутствующими (подобно тому, как актеры выходят на «'бис» после окончания спектакля). Да и перед началом игры каждый из участников лечебной игры (а это могут быть двое, трое и четверо, но не больше, детей) представляется всем остальным, объявляя во всеуслышание, как его зовут и сколько ему лет.

Если ребенок не хочет быть вначале собой в более раннем периоде своей жизни, то ему предоставляется возможность выбрать любую роль, но с условием, что в одном из вариантов игры он проиграет свои прежние переживания.

Если страх возник раньше под влиянием психотравмирующей ситуации и сохраняется до настоящего времени, необходимо, чтобы ребенок побывал в роли как себя, так и угрожающего образа, неважно, в каком соотношении, следует также обратить большее внимание на другие, столь же упорно державшиеся страхи.

Обычно это говорит о неврозе страха, нарушенной системе саморегуляции и психической защиты.

Приведем еще несколько примеров игровой нейтрализации прошлых страхов. Повторяем, что все рассматриваемые ниже игры проводились после психотерапии страхов из 15 тематических игр и ролевой драматизации страхов, снявших актуальность их воздействия в настоящем. Чтобы страхи не повторились в снах и ослабло общее нервно-психическое напряжение у детей, используется игровая нейтрализация травмирующих эпизодов из прошлой жизни (Методика не имеет аналогов в научной литературе).

Мальчик 4 лет с неврозом страха никак не мог родиться, как большинство сверстников. Воды отошли задолго до начала родовой деятельности, в результате пришлось неоднократно использовать стимуляцию. Из-за ослабленности принесли матери только на третий день, с трудом взял грудь, был вялым, раздражительным, капризным.

Из 29 страхов в четыре года у него было 18 — высокий, в 2,5 раза больший, чем у сверстников, средний балл страхов. Ночью вскрикивал, плакал, метался.

После четырех игровых занятий по преодолению дневных страхов была проиграна ситуация травмирующих родов. Были поставлены в непрерывный ряд столы, стулья, банкетки. Везде у них было отверстие внизу, не очень большое, но позволяющее пролезть с некоторым напряжением. Взрослые стояли наверху и шумно реагировали на продвижение мальчика давлением ногами, присаживанием, раскачиванием столов, стульев, стуком по ним и т. п. В конце пути стоял отец, радостно принявший сына в свои объятия.

Через несколько дней мальчик поехал с матерью в переполненном, как всегда, автобусе, уже без слез и истерик. Через две недели стал спать более спокойно и перестал жаловаться на страшные сны, из которых он не мог выйти (проснуться), как и свободно родиться раньше.

У девочки 4 лет мать долго не могла разрешиться от бремени, пока не было произведено кесарево сечение. В дальнейшем развились весьма нечастые в этом возрасте страхи смерти, проявляемые бесконечным мытьем рук. Замечен был и панический страх неожиданных, внезапных воздействий, а страшные сны шли сериалами.

То, что она могла погибнуть, не родившись, было более чем вероятно, и ее столь рано появившийся страх смерти с защитными ритуалами — следствие внутриутробно испытанного инстинктивного страха. Нож акушера, внезапность извлечения из матки, мгновенное отсечение пуповины — тоже ощущения не из приятных. Отсюда страх неожиданного воздействия, страх новых ситуаций, скованность и напряженность при общении с незнакомыми людьми и заикание — как результат этих запредельных стрессов.

В игре она согласилась быть девочкой, которая пыталась вылезти из круглых отверстий детских столов, поставленных друг на друга так, что образовалась своего рода башня, имитирующая, как можно догадаться, матку. Для девочки же это было очередное игровое занятие, как всегда привлекающее новизной, неизвестностью и одновременно возможностью проявить себя, заслужить одобрение и похвалу, быть эмоционально принятой.

Постройка для игры не была создана заранее, как декорация, а осуществлялась как начальный этап игры. Девочка играла с куклами, в то время как вокруг нее росла башня, закрытая сверху банкеткой, так что, в конце концов, образовалось замкнутое пространство, а сам процесс строительства ассоциировался с развитием эмбриона и плода в полости матки.

После завершения постройки девочка пыталась вылезти из отверстий внизу, но остальные участники игры вталкивали ее обратно — она же не могла родиться естественным путем. Тогда открылся верх, и отец девочки, нагнувшись внутрь башни, поднял ее руками, к восхищению и облегчению остальных участников игры. Повторимся: и до этого были игры по преодолению страхов смерти и страхов неожиданных ситуаций. В результате заикание быстро пошло на убыль, и через несколько дней от него остались только «рожки да ножки».

Мальчик 5 лет, тоже с неврозом страха, на дух не переносил собак, любых — от карманных до бульдогов, догов и овчарок. Прижимался при виде их к матери, дрожал, плакал и главное, перестал с тех времен нормально спать ночью.

В те «времена», в полтора года, он испытал сильный испуг, когда ожидал лифт вместе с мамой. Дверь лифта внезапно открылась, и выскочил спаниель, решивший, что он уже на улице, а хозяин, не державший его на поводке, ему не указ. От громкого, радостного лая собаки наш мальчик опешил, закричал от испуга, затрясся от плача.

Опять же мы проиграли все предшествующие страхи мальчика, тем не менее чувствовалось, что он еще напряжен, скован и застенчив в новой, непредсказуемой ситуации общения. И хотя находился в самом активном возрасте для развития умения принимать и играть роли, не мог воспользоваться этим, предпочитая крайне ограниченный круг контактов, в основном со взрослыми.

В первом действии драмы Саша (так его назовем) остался собой, как и мать. Автор играл роль хозяина злополучной собаки, а последнюю изображала одна из психологов, проходящая у нас обучение. Остальные участники игры, включая отца, образовали сцепленными руками стенки лифта. Лифт затрясся, поехал, Саша «нажал кнопку», и лифт остановился. Двое взрослых как дверь подняли руки, и «спаниель» вырвался наружу, пытаясь наброситься на мальчика. Все получилось, как и тогда, Саша задрожал и пытался убежать от преследующей его «собаки».

Во втором действии он изображал объект страха, то есть собаку. Ее хозяином остался автор, а отец был мальчиком. Как только собака вырвалась на волю, «мальчик», в отличие от предыдущей сцены, никуда не убегал, а стоя, как монолит, громко, глядя прямо в глаза собаке, приказал: «Стой!» Собака остановилась, как вкопанная, завизжала, забурчала и вернулась к хозяину. Урок должного поведения был преподнесен.

В третьем действии мальчик снова в своей роли повторил предыдущее поведение отца в роли «мальчика», приказав собаке остановиться. Затем он вошел в лифт вместе с матерью, и все благополучно доехали до первого этажа и отправились по своим делам.

После игры родители отметили уменьшение страхов собак до обычной в этом случае настороженности при их появлении. Ночь у нашего пациента стала спокойной и из снов исчезли чудовища, словно их и не было на свете.

Итак, метод игровой нейтрализации последствий психических травм, в данном случае ночных испугов, подразумевает ролевое вовлечение в игровое действие детей и родителей; перемену ролей агрессора и жертвы; позитивное (конструктивное) решение ранее травмирующей ситуации через противоположную аффекту страха эмоциональную проработку сценария игры; и, конечно же, эмоциональный контакт с ребенком и родителями, веру с обеих сторон в положительные, видимые результаты психотерапии.

В заключение приведем основные факторы, указывающие на достоверную вероятность возникновения КС у детей.

1. Затрудненное с рождения засыпание с последующим беспокойным сном и плохим самочувствием днем.
2. Наличие КС у родителей того же пола, особенно у матерей девочек.
3. Невротическая привязанность (зависимость) детей к чрезмерно опекающей, боязливой и тревожно-мнительной матери, что максимально выражено при недостаточной роли отца в семье в сочетании с его жестокостью.
4. Плохая переносимость ожидания, неизвестности; страхи при контактах с незнакомыми людьми, при ответах и выступлениях.
5. Повышенная внушаемость в сочетании с магическим настроем и низкой самооценкой.
6. Превышающее возраст количество дневных страхов, прежде всего: нападения, заболевания (заражения), смерти себя и смерти родителей, животных (особенно змей), стихии, высоты, как и глубины, огня, пожара и войны. Страхи перед засыпанием, в том числе выявленная нами триада страхов — одиночества, темноты и замкнутого пространства. Дополним дневными страхами Волка, Бабы Яги, Бармалея, Кощея, Змея Горыныча в дошкольном возрасте; Пиковой Дамы, Черной Руки, Скелетов, призраков, чертей в более старшем возрасте.
7. Невротическое расстройство личности у матерей и детей.

У девочек следует добавить ряд факторов:

А. Токсикозы беременности у матери.

Б. Страхи неожиданных, внезапных ситуаций.

В. Открытость в характере (правополушарность).

Г. Конфликтные отношения с отцом и физические наказания с его стороны.

Уже известные нам положения представим в виде следующих выводов:

1. Кошмарные сны — это «ночная реальность» как отражение страхов и переживаний детей и родителей при развитой эмоциональной, образной памяти, впечатлительности и воображении.
2. Кошмарные сны — один из существенных способов отреагирования негативного жизненного опыта, связанного с угрозой семейного и социального неприятия, осуждения и наказания.
3. Кошмарные сны являются иррациональным способом переработки страхов, несущих угрозу для жизни, а также невротического состояния детей и матерей.
4. Больше всего кошмарных снов в старшем дошкольном возрасте, где максимум страхов, мотивированных страхом смерти.
5. Переживание смерти впервые происходит во сне, опережая дневные страхи сказочных персонажей, но сохраняя их в дальнейшем в виде страхов чудовищ и внезапного воздействия.
6. Более выраженный инстинкт самосохранения у девочек находит отражение в большей частоте и повторах КС, как и в более раннем переживании смерти во сне.
7. Психологическими механизмами заражения мальчиков страхами и, соответственно, кошмарными снами является невротическая привязанность к матери, подчеркнутая отсутствием отца, недостаточным влиянием или жестокостью. В большей степени это наблюдается в младшем дошкольном возрасте. У девочек ведущее значение в трансмиссии кошмарных снов имеет механизм полоролевой идентификации с тревожно-мнительной и невротичной матерью в старшем дошкольном возрасте.

​Мы убедились, подтверждая исходную гипотезу об отражении в КС возрастных проблем развития детей, нарушенных семейных отношений, неадекватности воспитания и неблагоприятных личностных особенностей родителей, что ввиду своей диагностической функции и отрицательного влияния на психическое здоровье КС заслуживают самого внимательного изучения и как можно более раннего устранения с целью предупреждения появления неврозов как психогенного заболевания формирующейся личности ребенка.

При уже развившемся неврозе кошмарные сны помогают лучше понять переживания детей, их внутренний, психологический конфликт и эффективно использовать современные методы психотерапии неврозов, нарушенных отношений в семье и неправильного воспитания.

От редакции.

Мы публикуем здесь точку зрения А.И. Захарова, поскольку он является признанным авторитетом в теме «работа со страхами у детей». При этом сегодня нам подобный подход уже не близок, работать со страхами детей можно гораздо быстрее и проще. В Университете практической психологии студенты опробывают полученные инструменты на своих детях, результатами очень довольны. Приходите в УПП, все покажем и расскажем. А пока коротко, пишет Алексей Ж.:
«Избавил 10-ти летнюю племянницу от ночных кошмаров. Использовал тактику обучить племянницу не плакать и кричать, а (прямо во сне!) бороться с монстрами, давать им отпор, бить руками, ногами и любыми подручными предметами. Это сработало! На достижение цели потрачено 5 часов времени (с 00:30 до 5:30 утра) и 7 попыток племянницы уснуть. Племянница теперь ходит довольная, хвастается: кошмары ей больше не снятся!».