Опережающее сопереживание

Опережающее сопереживание - способ улучшить душевное состояние человека, перестроить его с состояния "проблема" на "задача решается".

Способ предложил психолог, работающий в области спорта высших достижений, Р.М. Загайнов.

Суть этого способа в следующем (далее авторское изложение): ты идешь к человеку, которому плохо, и идешь... за помощью! Идти нелегко и, прежде всего, — потому, что сам твой приход — уже акт соболезнования, в чем честолюбивый спортсмен не нуждается. Но идти к человеку в такую минуту психолог обязан! И как бы он ни встретил тебя (жестко, сурово, озлобленно), ты не видишь этого (а как это нелегко!) и сразу (именно — сразу!) доверительно и с надеждой в голосе произносишь совсем не то, чего ждет он, а — например: «Сережа, мне надо с тобой посоветоваться».

Всегда видел в ответ удивление в глазах человека, думающего в такую минуту о чем угодно, но только не о том, что сам он может кому-то другому помочь.

В такой целенаправленной психотерапевтической беседе задача — пойти дальше «совета», продлить разговор, против чего пациент (назовем его так) обычно не возражает, перейти затем от «совета» к изложению не его, а своей проблемы, если надо — придумать ее (!), и может быть, поныть, пожаловаться на случившееся» и на судьбу, и таким образом попасть на одну душевную волну с пациентом, а теперь и твоим психологом одновременно (!).

Опыт показал — метод обеспечивал стопроцентное попадание, решал задачу. Человек успокаивался, приходил в себя, преображался на глазах! Сопереживание было действительно опережающим!

Что-то подобное применял генерал Панфилов. Из книги "Волоколамское шоссе": — Что вас, товарищ Момыш-Улы, смущает? Не вставайте — сидите, пожалуйста, сидите. — Видите ли, товарищ генерал… — С досадой я уловил в своем тоне неуверенность, ту самую, которую вытравлял у других. — Скажите, товарищ генерал, батальону так и придется держать семь километров? — Нет. — Панфилов помолчал и, прищурившись, улыбнулся. — Нет. Сегодня я снимаю одну роту вашего полка. Потом, может быть, возьму другую. Так что вам, товарищ Момыш-Улы, придется еще прихватить километр-полтора. — Еще километр? — А как же быть, товарищ Момыш-Улы? Посоветуйте. Панфилов сказал это без малейшей иронии и вместе с табуреткой придвинулся ко мне, как всегда, очень живо, словно я, старший лейтенант, мог действительно что-то посоветовать генералу. — Как же быть? — повторил он. — Ведь у нас ниточка, порвать ее не трудно. Ну, порвет где-нибудь… А дальше? Он с любопытством посмотрел на меня, ожидая ответа. Я молчал. — Вот из-за этого-то «дальше» я и снимаю роты. Неосторожно? Он спросил меня, словно это сказал я, но я слушал, не раскрывая рта. — Сейчас, товарищ Момыш-Улы, нельзя быть осторожным. Сейчас надо быть… — он лукаво прищурился, — трижды осторожным. Тогда, думаю, мы сможем на этой полосе до Волоколамска его с месяц поманежить. — До Волоколамска? Отступать, товарищ генерал? — Думаю, сидеть на месте не придется, а действовать так, чтобы, где бы он ни прорвался, везде перед ним были наши войска. Вы меня поняли?