Гнев часто сопровождает другие негативные эмоции (Л. Берковиц)

Даже и после ознакомления с результатами исследований у читателя еще могут оставаться серьезные сомнения, особенно в связи с моей рабочей гипотезой о психологической эквивалентности всех негативных аффектов (при условии неизменной интенсивности). Прочитав, что фактически любой вид негативного аффекта имеет тенденцию активизировать агрессивные побуждения и рудиментарное переживание гнева, прежде чем субъект успевает хорошо осмыслить происходящее, некоторые заявят: «Этого не может быть. Человек не будет сердиться и не будет агрессивным, когда он печален или находится в подавленном настроении». И все же, вопреки тому, что думают многие люди, печаль и депрессия, несомненно, могут порождать чувство гнева, враждебные мысли и агрессивные тенденции.

Гнев часто сосуществует с другими негативными эмоциями

Одним из свидетельств в пользу этого утверждения может служить та степень, до которой эмоциональные переживания часто оказываются смесью различных чувств. Когда людей просят описать, как они чувствуют себя в определенных неприятных ситуациях, они часто сообщают о смешанных переживаниях, в которых присутствуют и гнев, и другие негативные состояния. Похоже, неприятные события генерируют гнев так же, как и более ожидаемые эмоциональные состояния. В одном из исследований участники эксперимента в течение недели оценивали свои чувства во время эмоциональных эпизодов. По отчетам респондентов, по крайней мере некоторые из эмоциональных инцидентов возбуждали у них одновременно как страх, так и гнев. Участники исследования, конечно, чувствовали обычно некоторый испуг в угрожающей ситуации, но многие из них говорили, что они испытывали также и гнев (Diencr & Iran-Nejad, 1986).

Рис. 3-3. Эксперимент проводился по образцу оригинального эксперимента Берковица—Лепажа. Испытуемый имел возможность наносить своему предполагаемому партнеру от одного до десяти ударов электрическим током, используя телеграфный ключ. На столе кроме телеграфного ключа он видел винтовку и револьвер, которые, как ему сказали, были оставлены другим экспериментатором, проводящим другое исследование. Эксперимент показал, что осознание испытуемыми интереса экспериментатора к их реакциям на оружие вело к уменьшению, а не к увеличению числа ударов, наносимых мнимому партнеру.

Прискорбные события часто продуцируют как печаль, так и гнев

«О да, — произнес Дэлглиш. — Вы можете чувствовать гнев и огорчение одновременно. Это самая обычная реакция» (James, 1989, р. 381).

Еще более впечатляющим, чем факт сосуществования гнева и страха, является та степень, до которой люди могут испытывать гнев, будучи опечалены несчастливыми обстоятельствами. В своей известной книге «Эмоции человека» (Human Emotions) Кэрролл Изард (Carroll Izard) отмечает часто наблюдаемое слияние гнева и печали. По словам этого автора,— что вполне соответствует приведенному выше наблюдению детектива Адама Дэлглиша, персонажа из произведения П. Д. Джеймса,— люди, страдающие от потери любимого человека, часто описывают самих себя как переживающих не только печаль и депрессию, но и чувство гнева (Izard, 1977).

Мой собственный обзор литературы, посвященной проблемам траура и депривации, полностью подтверждает наблюдение Изарда. Читатель может быть удивлен, обнаружив, как часто люди, оплакивающие потерю кого-либо из близких, испытывают в то же время и чувство гнева. В одном из исследований описывается, как учащиеся приходской школы стали непослушными и агрессивными после того, как двое их соучеников были случайно убиты во время летних каникул. Даже учителя переживали чувства гнева, вины и печали, когда думали о смерти детей. Другие исследователи получили количественно выраженные доказательства этой часто наблюдающейся связи между печалью и гневом, позволившие им утверждать, что нет ничего необычного в том, что люди, подвергающиеся депривации, реагируют на нее гневом и даже совершают насильственные действия. Во многих случаях люди, переживающие потерю близких, не имеют оснований связывать смерть с чьими-то неправильными действиями или обвинять кого-то в этой смерти. И все-таки они испытывают чувство гнева.

Анализируя эту проблему, Термине (Termine) и Изард в последнее время пошли еще дальше. Они не только отметили, что условия, вызывающие печаль, нередко возбуждают также и гнев, но и продемонстрировали, что дети часто реагируют на страдания и сепарацию выражениями лица, которые ясно отражают как печаль, так и гнев.

Ситуации, которые вызывали у этих детей печаль, пробуждали у них, по всей вероятности, и гнев.

По моему мнению, смешение гнева и печали обусловлено не просто неспособностью страдающего индивида распознать, что же именно он чувствует. Вместе с Изардом я считаю, что во многих случаях (по крайней мере, за пределами раннего детства) люди знают, что они испытывают дистресс (и/или печальны и/или боятся), но они также осознают, что переживают чувство гнева. Необходимо, однако, иметь в виду, что люди могут различать и часто дифференцируют свои эмоциональные состояния. Они могут сказать, что переживают чувство печали или что чувствуют себя несчастными, ничего не сообщая о чувстве гнева. В свете предлагаемой мной теории этот вид эмоционального дифференцирования начинается вскоре после того, как реализуется первичная эмоциональная реакция на неприятный инцидент, когда люди задумываются о неприятном событии, пытаются понять, почему оно произошло, и определяют, как они должны себя чувствовать в данных обстоятельствах.

Всегда ли гнев с необходимостью фокусируется на определенной конкретной мишени?

Люди обычно рассматривают гнев как эмоцию, направленную на специфическую, конкретную мишень. Они говорят, что бывают рассержены на кого-то или на что-то. Изард (наряду со многими другими авторами) разделяет эту точку зрения здравого смысла, утверждая, что гнев сопровождает другие негативные эмоции, потому что на кого-то возлагается вина за несчастливое положение дел. Обсуждая связь между гневом и дистрессом, переживаемым в результате разлуки с любимым человеком, Изард пришел к следующему мнению: «Гнев может также возникать вследствие того, что индивид обвиняет отсутствующего или утраченного любимого человека в том, что тот покинул его или ее, или же возлагает вину за разлуку еще на кого-то другого» (Izard, 1977, р. 308).

Моя теоретическая позиция отличается от этого подхода. Не приходится сомневаться в том, что обычно мы связываем неприятные инциденты с определенными причинами. Мы полагаем, что некто или нечто явилось причиной события, и направляем наш гнев на воспринимаемый источник неудовольствия. Это, однако, не означает, что результирующие агрессивные тенденции и переживаемый гнев с необходимостью направлены всегда и только на эту определенную причину. Ранее я отмечал, что люди, подвергающиеся воздействию аверсивной стимуляции, такой, как ненормальная жара, очень холодная вода, гнилостные запахи и т. п., проявляют тенденцию становиться враждебными и агрессивными по отношению к случайным свидетелям, которых они не имеют никаких оснований обвинять и фактически не обвиняют в своем дискомфорте. Если бы их об этом спросили, то страдающие люди могли бы сказать, что они были раздражены (я определяю раздраженность как низкий уровень испытываемого чувства гнева). Не приходилось ли вам чувствовать себя раздраженными, когда у вас болела голова или когда вам было жарко и вы обливались потом во время затянувшейся жары? Этот вид раздраженности, досады или гнева — вполне обычное явление и может представляться чем-то вроде свободноплавающего психического состояния. Оно не обязательно фокусируется на определенном лице или предмете. Агрессивные тенденции и чувство гнева, порождаемые негативным аффектом, также могут быть свободноплавающими .

В тех случаях, когда мы чувствуем дискомфорт, у нас могут появляться враждебные мысли, адресованные случайно оказавшимся рядом людям. Мы начинаем вспоминать неприятные вещи, касающиеся этих людей, думать о них плохо, вспоминать что-то дурное, что они нам когда-то сделали, и даже в какой-то степени обвинять их в наших несчастьях. Эти обвинения могут быть следствием враждебно-агрессивного процесса, активированного негативным аффектом, а не причиной враждебно-агрессивных склонностей.

Депрессия и гнев

Значительное число сообщений, отмечающих связь между депрессией и агрессией, также свидетельствует в поддержку предлагаемой мной интерпретации. Эта связь не может удивить читателя, ибо она уже обсуждалась множеством психиатров и психологов со времен Фрейда и до наших дней. Специалисты в области психического здоровья многократно наблюдали, что и дети, и взрослые в состоянии депрессии склонны к враждебности и могут быть подвержены интенсивным вспышкам гнева.

Познански (Poznanski) и Зрулл (Zrull) наблюдали комбинацию депрессии и агрессии, исследуя детей, страдающих выраженными депрессивными состояниями. Для большинства подростков, которых они наблюдали, был характерен столь высокий уровень агрессивности, что именно их агрессивное поведение скорее, чем депрессия, вызывало самую большую озабоченность у их родителей и учителей (Poznanski & Zrull, 1970). У детей с менее выраженными нарушениями также может наблюдаться как депрессия, так и агрессия. Сходное исследование подростков в возрасте до двенадцати лет показало, что дети, незадолго до того пережившие депрессивные состояния, также были склонны к агрессивному поведению.

Отличия от других концепций

Представляется ясным, что депрессия часто сопровождается агрессивными тенденциями. Значительно меньше определенности в отношении причин этой связи. Весьма влиятельная когнитивная теория депрессии Мартина Селигмана (Seligman, 1975) предполагает, что в состоянии депрессии люди не должны быть агрессивными. Депрессивные люди чаще всего настолько апатичны и пассивны, подчеркивает эта теория, что обычно они крайне неохотно предпринимают какие бы то ни было требующие усилий действия. Таким образом, казалось бы, трудно ожидать от них намеренных агрессивных проявлений. По всей видимости, они не хотели бы излишне утруждать себя.

Однако, утверждая, что депрессивные люди не хотят предпринимать усилий, необходимых для совершения намеренной прямой атаки, нельзя отрицать, что им свойственны импульсивные вспышки эмоциональной агрессии. Это не означает, что они не выражают враждебных мнений или что они никогда и никого не проклинают или не оскорбляют. Фактически, если депрессивные люди и проявляют физическую агрессию, то скорее в форме приступа неконтролируемой ярости, нежели намеренного и рассчитанного действия. Так, Познански и Зрулл, исследовавшие тяжело депрессивных подростков, отмечают, что у них «агрессия часто имела насильственный и эксплозивный характер, выражаясь кратковременными вспышками» (Poznanski & Zrull, 1970, p. 13).

Эти дети не могли планировать и осуществлять прямую, требующую усилий агрессию, но, впадая в ярость, набрасывались на других стремительно и бездумно.

Предлагаемая мной теория явно расходится с традиционной психоаналитической концепцией депрессии. Психоаналитические формулировки, берущие начало от Фрейда, трактуют депрессию как развивающуюся из агрессии, направленной на самого себя (см.: Freud, 1917/1955), в то время как согласно моей модели депрессивные чувства порождают агрессивные наклонности. Я не отрицаю, что люди в депрессивном настроении способны быть суровыми к самим себе и даже себя наказывать, но накапливающиеся данные исследований свидетельствуют о том, что депрессивные чувства сами по себе могут возбуждать состояние гнева и даже вести к относительно сильным атакам на доступную мишень.

Свидетельства, подтверждающие, что депрессивные чувства порождают агрессивные наклонности

Некоторые из исследований, посвященных порождающим агрессию следствиям депрессивных состояний, были выполнены с целью не столько изучения агрессии, сколько проверки теории депрессии Селигмана. Тем не менее исследователи неожиданно обнаружили, что их испытуемые становятся раздраженными и враждебными. Средние, психически нормальные люди, подвергавшиеся процедуре формирования выученной беспомощности по Селигману, оценивали себя равно как испытывающих раздражение, гнев и злость, так и как депрессивных, а также проявляли некоторую враждебность к другим людям (см.: Miller & Norman, 1979).

Некоторые ограничения

Вполне понятно, что не всякое неприятное событие порождает агрессивную вспышку, даже и при отсутствии внешних ограничителей. Печальные новости могут породить у человека состояние испуга или замешательства, при котором он не хочет ничего делать и уж конечно же, не хотел бы никого открыто атаковать. Депрессия часто ведет скорее к апатии, чем к какой-то активности. Даже когда мы не сдерживаем себя, ясно, что необходимы определенные условия для того, чтобы наши внутренние агрессивные наклонности могли проявиться в поведении (см. рис. 3-4)

Рис. 3-4. Факторы влияющие на то, что порожденная негативным аффектом стимуляция агрессии приведет к открытой агрессии.

Интенсивность внутреннего возбуждения

Подстрекательство к агрессии может быть слишком слабым, чтобы она проявилась открыто. Моя модель предполагает, что даже умеренно неприятные события способны активизировать у людей побуждение атаковать кого-либо, но люди могут быть в данный момент недостаточно возбужденными для того, чтобы это побуждение дало их мышцам соответствующую команду. Печальное событие может оказаться фактором, понижающим уровень возбуждения (real downer), притупляющим чувства и приглушающим эмоциональные реакции настолько, что люди оказываются вообще не в состоянии действовать. Чем более интенсивно внутреннее возбуждение, создаваемое негативным событием, тем выше вероятность, что человек будет кого-нибудь атаковать.

Наличие конкретной фокусирующей мишени

Я также предполагаю, что порождаемая аффектом стимуляция с более высокой вероятностью может проявиться в открытом поведении, когда имеется явно подходящая «доступная мишень». Мы изначально предрасположены атаковать то, что расцениваем как источник наших неприятностей, но, на мой взгляд, мы также склонны быть агрессивными, даже если нет ничего такого, на что мы могли бы возложить вину за наши несчастья. Предположим, вы чувствуете себя плохо из-за того, что у вас болят зубы. Боль делает вас раздражительными и даже предрасположенными атаковать кого-нибудь, но при этом может не быть определенного и подходящего для нападения объекта. Нет ничего или никого подходящего для того, чтобы ваши враждебные мысли и агрессивные тенденции могли на нем сфокусироваться, и в результате вы проявляете только лишь общую и диффузную враждебность и раздражительность. Однако если затем появляется некто, пригодный для того, чтобы стать определенной и соответствующей мишенью, ваша злость и связанные с агрессией чувства, мысли и побуждения сфокусируются на этом конкретном (и подходящем) объекте и тогда резко увеличиваются шансы на то, что ваш агрессивный импульс найдет выход в открытой агрессии.

Самоконтроль порожденных негативным аффектом агрессивных тенденций

Доступность определенной, конкретной мишени, однако, лишь увеличивает вероятность открытой агрессии, но не гарантирует того, что она будет реализована. В конце концов, ведь большинство людей научилось тому, что нехорошо нападать на кого-то, кто не виноват в ваших страданиях. Как следствие, они часто подавляют свои порожденные негативным аффектом агрессивные побуждения. В то время, как эта точка зрения вполне очевидна, читателю может быть интересно узнать, что внутреннее сдерживание иногда может возникать просто в результате повышенного осознания собственных неприятных чувств.

Несколько независимо проведенных исследований могут служить подтверждением этого эффекта. Вообще говоря, эксперименты показывают, что люди, находящиеся в плохом настроении, с большей вероятностью подчиняются своим негативным побуждениям, когда действуют быстро, импульсивно, мало или совсем не осознавая, что они делают и чувствуют.

Испытывая те или иные страдания, люди могут осознанно или неосознанно пытаться регулировать свои чувства и действия в соответствии с социальными правилами. Вспомним упоминавшихся выше учителей, которые испытывали чувство гнева в связи со случайной смертью двух своих учеников. Если бы они вполне осознавали собственный гнев, то могли бы постараться контролировать чувства и агрессивные побуждения, понимая, что неразумно переживать гнев и быть агрессивными по поводу чьей-то случайной смерти. Другими словами, когда социальные правила четко определяют, что враждебность и агрессия при данных обстоятельствах неуместны, люди, осознающие свое неприятное эмоциональное состояние, с меньшей вероятностью действуют под влиянием чувств, нежели те, кто в данный момент не думает о своих эмоциях.

Предлагаемая мной модель имеет определенное сходство с другими концепциями агрессии, но также и ряд существенных отличий. Для того чтобы эти различия были для вас совершенно ясны, целесообразно рассмотреть интерпретацию насилия, предлагаемую психоаналитиком Ролло Мэем (Rollo May). В опубликованной около двадцати лет назад книге «Сила и невинность» '(Power and Innocence) Мэй утверждает, что агрессия часто порождается бессилием и обусловленным им стремлением человека утвердить собственную ценность и значимость. Он также подчеркивает импульсивный характер многих насильственных действий:

В своей наиболее типичной и простой форме насилие представляет собой выброс накопившейся страсти. Когда человека (или группу людей) в течение определенного периода времени подвергали лишению того, что он(или группа) считает своими неотъемлемыми и законными правами, когда он (или группа) постоянно испытывает чувство бессилия, которое все больше разъедает самооценку, насилие становится вполне предсказуемым конечным результатом. Насилие представляет собой результат взрывного процесса, побуждающего к разрушению того, что интерпретируется субъектами как препятствия в стремлении к поддержанию самооценки, росту и развитию. Это желание разрушать настолько может захватить человека, что разрушению подвергается любой встреченный на пути объект. Вот почему человек набрасывается в слепой ярости...

Либо вследствие скрытого периода накопления, либо в результате внезапности стимула, агрессивный импульс оказывается столь сильным и неожиданным, что мы не способны думать и лишь с трудом можем его контролировать (May, 1972, р. 182).

С моей точки зрения, анализ Мэя недостаточно полон. Я согласен с ним в некоторых отношениях: депрессивные люди обычно чувствуют себя бессильными (способными лишь в относительно малой степени контролировать важные события своей жизни), и, таким образом, действительно имеются веские основания полагать, что бессилие может продуцировать побуждение к насилию. Однако я думаю, что это побуждение возникает главным образом потому, что чувство бессилия и/или депрессия переживается как крайне неприятное. Агрессивные реакции бессильных и депрессивных людей — это всего лишь отдельные случаи влияния негативных чувств на агрессивные наклонности. Имея в виду это различие, я разделяю идею Ролло Мэя о том, что результирующее побуждение к агрессии может служить подстрекательством к импульсивному и необдуманному нападению на других людей, особенно на тех, которым приписывают ответственность за испытываемые неприятности. Ниже описываются два эксперимента, подтверждающие данную формулировку.

Самоконтроль, являющийся результатом осознания

Импульсивные индивидуумы могут проявлять свои негативные настроения . В первом из этих экспериментов Дэниел Хайнен (Daniel Hynan) и Джозеф Грат (Joseph Grush) разделили испытуемых, студентов университета, на две группы по результатам личностного обследования: лиц с высоким уровнем импульсивности и тех, у кого показатель импульсивности был низким.

Каждый вначале вступал в непродолжительное общение с партнером, якобы таким же участником исследования, а на самом деле помощником экспериментатора. Затем у испытуемых создавалось либо депрессивное, либо нейтральное настроение посредством ныне уже стандартной лабораторной процедуры Вельтена . После индицирования желаемого настроения наивному испытуемому предлагалось обучать партнера определенным понятиям, используя «машину агрессии» Басса. Эта парадигма, описанная в главе 13, требует, чтобы испытуемый наказывал «ученика» каждый раз, когда тот допускает ошибку. При этом испытуемый свободен в выборе интенсивности наказания в пределах десятибалльной шкалы. В эксперименте Хайиепа и Граша испытуемые имели 25 возможностей наказать ученика за допущенные ошибки.

Результаты оказались почти такими, которые и ожидались. В общем, наиболее склонными наказывать были те из испытуемых, у которых было создано депрессивное настроение и которые были высокоимпульсивными и, следовательно, отличались тенденцией реагировать быстро и не раздумывая. Депрессивное состояние, очевидно, активизировало у них агрессивную наклонность, которая явно проявлялась теми людьми, которые не привыкли задумываться о том, что они делают (Нуnan & Grush, 1986).

Внимание к собственным чувствам может активизировать самоконтроль

Второй представляющий интерес в данном контексте эксперимент, проведенный Бартоломео Трокколи (Bartholomeo Troccoli) и мной, был выполнен с целью изучения сходной проблемы: влияния мыслей людей на обусловленную настроением агрессию. В то время как из исследования Хайнена и Граша можно было делать вывод лишь о том, что импульсивные люди не слишком задумываются о своих действиях или чувствах, в нашем исследовании мы специально варьировали степень внимания испытуемых к их эмоциональным состояниям.

Как я и предполагал, люди, отдающие себе отчет, что чувствуют себя плохо, могут пытаться ограничить влияние плохого настроения на свои суждения и действия, если считают, что у них нет достаточного оправдания для того, чтобы быть враждебными и агрессивными.

Это означает, что депрессивные люди с большей вероятностью будут открыто проявлять агрессивные наклонности, если они не обращают внимания на свои чувства.

В нашем эксперименте испытуемые, полагавшие, что они участвуют в исследовании влияния мыслей на экстрасенсорное восприятие (ЭСВ), были разделены на две группы определенным образом.

Посредством уже упоминавшейся процедуры Вельтена у испытуемых первой группы индуцировалось умеренно депрессивное, а у испытуемых другой — счастливое настроение. Затем у половины испытуемых каждой группы было вызвано сосредоточение сознания на их чувствах посредством заполнения опросника, требующего оценивания их настроения. Внимание другой половины, наоборот, рассеивалось, так как их просили называть первые приходящие на ум слова при чтении списка нейтральных слов. Непосредственно по окончании этого экспериментального манипулирования испытуемых просили думать об определенных цветах, которые им показывали. ЭСВ-рецептор, якобы находящийся в соседней комнате, должен был отгадывать воображаемые испытуемым цвета. Испытуемым также было сказано о том, что они будут награждать ЭСВ-рецептора за каждый правильный ответ нажатием кнопки на имеющемся в их распоряжении аппарате в пределах от одного до десяти раз. Каждое нажатие якобы соответствует 10 центам, так что испытуемый за каждый правильный ответ мог давать ЭСВ-рецептору награду в размерах до одного доллара. Каждый из испытуемых имел 4 возможности наградить ЭСВ-рецептора.

Мы предполагали, что чем меньше денег (меньшее число пунктов) испытуемые будут присуждать ЭСВ-рецептору, тем более враждебно они к нему настроены.

На рис. 3-5 показано среднее число пунктов (эквивалентных 10 центам), присуждаемых испытуемыми (в том или ином настроении) ЭСВ-рецептору. Как может видеть читатель, полученные данные подтверждают наши предположения.

В условиях рассеянного внимания, когда испытуемые, как можно предполагать, слабо осознавали свои чувства, те из них, у кого было индуцировано депрессивное настроение, присуждали значительно более низкие вознаграждения, нежели их более счастливые товарищи по эксперименту. Напротив, когда внимание испытуемых было привлечено к их чувствам, собственное настроение не оказывало значительного влияния на то, как много денег они присуждали.

Вероятно, в силу того, что осознание ими своих умеренно негативных чувств побуждало их думать о том, как правильно поступать в данной ситуации, эти испытуемые старались не дать своему настроению повлиять на решение (Berkowitz & Troccoli, 1990).

Рис. 3-5. Число пунктов, присуждаемых ЭСВ-рецептору как функция настроения испытуемых и степени их внимательности к своему настроению (Berkowitz & Troccoli, 1990, эксперимент № 1). Примечание. Чем меньше присуждаемых пунктов, тем выше уровень враждебности.

Все ли негативные чувства подобны друг другу?

Многие виды неприятных состояний могут продуцировать агрессивные реакции, вероятно, вследствие порождаемого негативного аффекта. Это, как представляется, соответствует моему предположению о том, что любой тип негативных чувств может активизировать агрессивные наклонности и рудиментарное переживание гнева. Но так ли это на самом деле? Психологи, изучающие эмоции, в настоящее время различают эмоциональные состояния с высоким уровнем возбуждения, например такие чувства, как «все надоело», «нервозность» или «нервное состояние», и состояния, которые характеризуются низким уровнем возбуждения , включая чувства «усталости» или «печали» (см., например: Mayer and Gaschke, 1988). Не следует ли согласиться с тем, что только переживания первого вида, имеющие высокий уровень возбуждения, вызывают агрессивные следствия?

Мое предположение заключается в том, что высокий уровень возбуждения увеличивает вероятность того, что агрессия и гнев станут явными; чем больше люди взволнованы, тем сильнее будет у них побуждение к агрессии и переживаемый гнев. Однако, как я полагаю, даже менее возбужденные люди могут иногда быть враждебными и переживать чувство гнева. Некто, находящийся в меланхолическом либо удрученном состоянии, может легко вспылить и взорваться, демонстрируя, что она или он, по крайней мере, готов стать агрессивным.

Импульсивная агрессия: роль агрессивных ключевых сигналов

До настоящего момента я обсуждал то, что, вероятно, является главной причиной эмоциональной агрессии: генерируемая негативным аффектом внутренняя стимуляция, которая в основном и «запускает» агрессивные реакции. Как я предполагал ранее, это побуждение может состоять как из желания причинить ущерб (вред) кому-то, так и из стремления осуществить связанные с агрессией моторные акты. Однако эмоционально порожденная внутренняя стимуляция не является единственным источником импульсивной агрессии. Агрессии может способствовать также и внешняя стимуляция. Не случалось ли вам укорить, оскорбить или даже ударить кого-нибудь сильнее, чем вы хотели? См. →