Воспитание и духовность (С. Соловейчик)

Давно спорят об авторитарном и пермиссивном воспитании. Первое держится на подчинении авторитету: «Я кому сказал?» Пермиссивное — значит многое разрешается. Но людям непонятно: если «все дозволено», откуда же берется дисциплинирующее начало? Педагоги упрашивают: будьте добры к детям, любите их! Родители слушают их, и вырастают капризные, избалованные люди. Все хватаются за голову и кричат педагогам: «Это вы научили! Вы детей испортили!»

А дело в том, что результат воспитания зависит не от твердости или мягкости, и не от одной лишь любви, и не от того, балуют детей или не балуют, и не от того, все им дают или не все, — он зависит лишь от духовности окружающих людей.

Когда мы говорим «дух», «духовность», мы, сами того отчетливо не понимая, говорим о великом человеческом стремлении к бесконечному — к правде, добру и красоте. Этим стремлением, этим духом, живущим в людях, создано все прекрасное на земле — им города строятся, им подвиги совершаются. Дух — подлинная основа всего лучшего, что есть в человеке.

Именно духовность, это невидимое, но совершенно реальное и определенное явление, вносит укрепляющий, дисциплинирующий момент, который не позволяет человеку поступать дурно, хотя ему и все дозволено. Только духовность, не подавляя воли ребенка, не заставляя его бороться с собой, подчинять себе — себя же, делает его дисциплинированным, добрым человеком, человеком долга.

Где высокий дух, там можно все, и все пойдет на пользу; где властвуют одни лишь конечные желания, там ребенку все во вред: и конфетка, и ласка, и таска. Там всякое общение с ребенком опасно для него, и чем больше взрослые занимаются им, тем хуже результат. Учителя пишут родителям в детских дневниках: «Примите меры!» Но в иных случаях, если быть честными, надо бы писать: «Ваш сын плохо учится и мешает классу. Оставьте его в покое! Не подходите к нему!»

У матери несчастье, вырос сын тунеядец. Она убивается: «Я виновата, я ни в чем ему не отказывала!» Она покупала ребенку дорогие игрушки и красивую одежду, «все ему давала, чего ни попросит». И все жалеют маму, говорят: «Верно... Слишком мы на них тратимся! Я свой первый костюм...» — и так далее.

Но все, что можно оценить, измерить в рублях, часах, квадратных метрах или других единицах, все это, быть может, и важно для развития ума и пяти чувств ребенка, но к воспитанию, то есть к развитию духа, отношения не имеет. Дух — это бесконечное, не измеримое ни в каких единицах. Когда мы объясняем дурное поведение выросшего сына тем, что мы сильно на него тратились, мы отчасти похожи на людей, охотно сознающихся в небольшой вине, чтобы скрыть серьезную. Наша истинная вина перед детьми — в полудуховном, в бездуховном отношении к ним. Конечно, легче признаться в материальной расточительности, чем в духовной скаредности.

На все случаи жизни мы требуем научных рекомендаций! Но если кому-нибудь нужна рекомендация, как по науке вытирать нос ребенку, то вот она: с научной точки зрения духовный человек может вытирать ребенку нос как ему заблагорассудится, а бездуховный — не подходи к маленькому. Пусть ходит с мокрым носом.

Нет духа — ничего не сделаешь, ни на один педагогический вопрос правдиво не ответишь. Да ведь и всех вопросов о детях не множество, как нам кажется, а всего лишь три: как воспитать стремление к правде, то есть совестливость; как воспитать стремление к добру, то есть любовь к людям; и как воспитать стремление к красивому в поступках и в искусстве.

Спрашиваю: но как же быть тем родителям, у которых нет этих стремлений к высокому? Как им воспитывать детей?

Ответ звучит ужасно, я понимаю, но надо быть честными... никак! Что бы такие люди ни предпринимали, у них ничего не выйдет, дети будут становиться все хуже и хуже, и единственное спасение — какие-то другие воспитатели. Воспитание детей — это укрепление духа духом, а иного воспитания просто нет, ни хорошего, ни плохого. Так — получается, а так — не получается, вот и всё.