Королевы драмы

В силу наличия старшей сестры, второй половинки и собственной наблюдательности я многое знаю о женщинах. Меня не удивишь многочасовыми поисками «правильного» шарфика и манерой красить ресницы, открыв рот. Но даже такой «исполин духа», как я, приходит в оторопь, глядя, с каким размахом дамы переживают любовные неурядицы…

Мужчины – существа примитивные, без фантазии и воли. Как супермен реагирует на жестокое: «Прости. Разлюбила. Подарки не верну»? Разумеется, «обмывает» событие, рыдает на груди товарища либо на той же груди, как на алтаре, клянётся «больше никогда с женщинами дел не иметь». Тут же, совершенно логично, идёт сдаваться в первые встречные женские руки.

Выходя из амурного дурмана, ещё «под наркозом», но уже с болью в известном органе (сердце, конечно) отсылает жестокой телефонные сообщения. В двух вариантах, или: «Будь ты счастлива со мной!», или: «Будь проклята, если без меня!» Потом несколько раз порывается «поговорить», испортить жизнь бывшей возлюблённой и «внешний фасад» - её новому кавалеру. И всё, колея накатана, страдания описаны жадными до славы классиками. То ли дело женщины, тут целый спектр переживаний, который непрерывно расширяется на манер Вселенной.

«Чтоб все знали»

Никогда не понимал девичье стремление сделать любовную драму достоянием общественности. Мужчины не признаются в амурном фиаско до тех пор, пока три раза подряд не «выйдут из строя» благодаря крепким напиткам, женщинам «искристый и пенный» допинг не нужен.

В социальной сети регулярно публикуются хроники разбитых сердец, внимательно читайте статусы прелестниц. Как вам нетленное: «На вечное мужское «Подожди», «Помолчи», «Не твоё дело», есть женское «Свободен. Следующий!»

Публика замирает: категоричность тона означает, что какая-нибудь Ирка или Наташка недовольна поведением избранника и зачем-то выносит его на суд общины. На мой взгляд, результативнее было бы поговорить с другом сердца или хотя бы заклеить ему рот скотчем, чтоб не произносил крамолу, но женщина предпочитает запугивать близкое и не очень окружение перспективой страшной «свободы». Драматические события набирают оборот, следующий статус вносит ясность: «Лимит «доверия и терпения» исчерпан. Режим «пофиг» удачно активирован».

Всё, лавина стартовала, стихия неукротима. Сочувствующие осыпают страдалицу вопросами: «Расстались? Что чувствуешь? Сколько пальцев видишь? Ты в порядке? Не закрывай глаза, реанимационная бригада с дефибриллятором уже в пути!»

Когда я пронаблюдал подобное впервые, то решил, что роковая одноклассница Семёнова таким образом даёт понять заинтересованным лицам, что скоро освободится «свято место» и желающим есть смысл мобилизоваться. Однако Семёнова по сей день вывешивает статусы: «Я сама себе гармония», «Целительное одиночество» и «Поставила варить пельмени», из чего следует вывод, что заинтересованных в её персоне не нашлось. Зачем тогда нужны публичные трагедии, понятия не имею.

«Неважно, по ком. Главное глобально…»

Однажды ненаглядная три вечера кряду сидела, уткнувши нос в книжицу. Периодически всхлипывала, что-то подчёркивала карандашиком, тёрла лоб. Не смог пройти мимо, цапнул «фолиант», ознакомился. Мать честная…На ум пришла фраза из Ильфа и Петрова: «Лоханкин страдал величаво». Популярная в узких кругах авторша затмила Васисуалия Лоханкина накалом эмоций. Женщина вспоминала об ушедшем властителе дум: он любил плясать босиком, капризничал, мнил себя творцом, бросал подружек без объяснений, заводил новых, приволакивал на смотрины к авторше и требовал всем любить друг друга, причем вовсе не бескорыстным братским чувством.

Авторша приводила свежие детали, от которых нормальные читатели вроде меня содрогались, и резюмировала: капризный богемный мальчик по-настоящему любил только её. Иначе как объяснить, что он продолжает ей сниться… Тут надо уточнить: после кончины, которая произошла на почве злоупотребления мальчиком запрещённых препаратов и прогулки по отвесным скалам.

Авторша рассуждала, почему 30-летний мальчуган снится ей в белой футболке, если был обнаружен в зелёной, видела в этом тайный смысл и Божий промысел.

Ненаглядная распахнула глаза:

- Ну, как тебе? Правда, красиво?

Я с преувеличенным энтузиазмом мотнул головой:

- Очень! Жду продолжения, как после мальчика-колокольчика она страдала по бродяге, потерявшему человеческий облик. Или как любила пожизненно осужденного.

- Макс, - нахмурилась ненаглядная, - вечно ты всё высмеиваешь. Согласись, красиво описаны чувства. А то, что любимый был больной и зависимый, неважно…

Я из упрямства замолчал. Авторша, на мой взгляд, с большим успехом могла описать свои восторги по поводу хромого пёсика или срубленного ясеня. Главное ведь трагические завывания, а герой – дело десятое. Нет, объясните, ну кого тут воспевать, по ком страдать-то?

Поэзия и проза

Когда-то в нашу студенческую компанию была вхожа барышня Ульяна. Барышню мы жалели: её крутила в бараний рог страсть к холодному мужчине. Правда, жалость распространялась лишь на те короткие периоды, когда Ульяна была на расстоянии. При близком общении вынужденные слушатели молчаливо сочувствовали ледяному витязю.

- Представь, он не ответил ни на одно из писем, - грозно сверкала очами Ульяна. – И это после всего, что было!..

А что было-то? Мужчина возникал на горизонте раз в пару недель, проводил с Ульяной время, общение носило сугубо физический характер. Он не обещал ей алые паруса, щекастых отпрысков и семейную реликвию в виде бабушкиного перстенька. Прозорливые и гордые девы давно бы разглядели в поступках витязя (точнее, в их отсутствии) обычную необременительную связь. Ульяна же упорно отказывалась признавать очевидное: принесённую мужчиной курицу-гриль провозглашала «серьёзными намерениями»; случайное столкновение с его мамой – «знакомством с семьёй». Словом, витязь несколько лет ломал комедию, а Ульяна остервенело драматизировала события, осаждала мужчину звонками и депешами.

Мы, свидетели и очевидцы, возненавидели драму как жанр искусства. А потом – и всю любовно-обвинительную поэзию. Потому что однажды Ульяна наконец-то прозрела, отправила витязю вагон прощальных писем и навсегда разочаровалась в любви. Как всегда, пострадало близкое окружение: Ульяна заимела отвратительную манеру превращать вечеринки в репетицию драмкружка. Подражая супруге Орлович из «Покровских ворот», она высоким голосом декламировала цветаевскую «Попытку ревности»: «Как живётся вам с другою? Проще ведь? Удар весла!..» Если бы Марина Цветаева предвидела столь вольное толкование её творчества, наверняка бы сосредоточилась на залихватских частушках.

…Ситуация дурацкая от начала до конца: пустому роману женщина придавала глубину и смысл, заурядному обманщику «накручивала» противоречивость натуры, себе – роль жертвы «страсти роковой». А мы вынуждены были смотреть спектакль, в нужных местах промокать глаза платочком и жалеть актрису. За что?..

«Я и казню, и жалую»

…Сестре Наташке было 16, что отчасти объясняет её тогдашнюю дурь. Она умирала от любви к культуристу Вовке – груде мышц, который с одинаковым усердием тягал штангу и вырезал для Наташки сердечки из розового картона. Я, по праву 10-летнего опытного циника, презирал обоих. Тоже мне, нюни развели!..

Она зря слушала меня, напрасно доверяла досужим пустоголовым подругам. Я авторитетно заявлял, что Наташкин Вовка годится только в цирковые силачи. Подружки подзуживали, мол, «сила есть – ума не надо». А много ль надо юным ветреницам…

Сестрица повадилась ежедневно устраивать Вовке испытания и турниры. То просила встретить из школы, Вовка послушно приходил, а негодница выходила под ручку с голенастым одноклассником. То подтрунивала над влюблённым культуристом в компании, тот краснел и молча сносил каверзы. Потом попросила проводить до дома одну из подружек и тут же устроила «разнос» за измену. Вовка был сбит с толку, объяснений найти не мог, а подвергать самолюбие Наташкиным издёвкам больше не хотел. И совершил поступок, за который я мгновенно его зауважал, а Наташка по сей день не может забыть. Вовка разрубил узел, разорвав отношения.

Сестрица рыдала, искала встреч, через друзей передавала просьбы о «важном разговоре» - Вовка занял глухую оборону. Не сомневаюсь, ему тоже тяжело давалось расставание, но Наташка ведь хотела драмы… Он не смог отказать.

На неё было страшно смотреть. Нет, внешне никак не изменилась, разве что чуть осунулась и побледнела. И улыбалась странной, извиняющейся улыбкой… Наташка не была первой, отправившей мужчину на эшафот, чтобы потом раскаиваться. До неё это сделала Маргарита Наваррская, которая целовала отрубленную голову любовника Ла Моля: «Мадам, у вас платье в крови. – Неважно, лишь бы улыбка была на лице». Подражательниц у королев драмы и по сей день хоть отбавляй.

На чужую мельницу

Есть ещё один вид амурных бурь, понятный, но невыносимый для мужчин. Когда драма разыгрывается без их участия…

Соседка Маринка, 17-летняя худышка, была насмерть влюблена в женатого красавца с седьмого этажа. Маринка просиживала часами на лавочке у подъезда, ожидая, когда красавец прошествует к родному порогу и кинет безличное «Здрасьте». А Маринка распахнёт глаза, замрёт и примет «здрасьте» только на свой счёт. И сама придумает тайный смысл, сама дорисует его взгляду заинтересованность…

Я был посвящён, допущен в Маринкин вымышленный мир. Как самый верный друг, доверенное лицо выслушивал её заблуждения. Молча страдал и люто ненавидел женатого красавца с седьмого этажа… В Маринку я был безнадёжно влюблён, её фантасмагорическая история была моей настоящей драмой с реальными героями. Занавес.