Рыжая кошка, или Кто в семье главный

Этот ребенок рожден повелевать. Как ему в этом помочь?

Маме со своим ребенком воевать трудно. А ребёнку с мамой воевать – легко. Ну, и кто кого победит? Если формулировать шире, то: любящие и порядочные родители в силу своей порядочности не могут позволить себе того, что легко может позволить себе ребенок, и поэтому перед ребенком часто пасуют. Грубо воевать не хочется, поэтому они готовы уступить и согласиться. То есть подчиниться и признать власть ребенка. И поэтому нормальные дети обычно обыгрывают таких нормальных взрослых «на раз».

Вот тоскливая организация собес. Длинная очередь, в ее рядах мама с милым малышом. Малыш сидит на коленях у мамы, улыбается ей и с удовольствием, рас-ка-чи-ва-а-ясь! — падает затылочком на пол. Точнее, начинает падать, потому что мама каждый раз его ловит. И именно поэтому он вволю, в полное свое удовольствие, падает снова и снова. Ведь мама же — его ловит? Всегда, обязательно ловит? Ребенок самозабвенно творит себе праздник! Ну, в данном случае за счет мамы.

Может быть, его можно опустить на пол, поставить на собственные ножки? Ну что вы, это невозможно. Потому что в этом случае ребенок быстро побежит в дверь ближайших кабинетов и будет их с интересом открывать. А потом очень здорово дверями стукать. А если мама будет это запрещать или решит его шлепнуть, то можно начать всем телом дико орать, чего мама боится вообще сильнее всего на свете.

Поэтому мама будет держать милого малыша на коленках, и, улыбаясь всеми щеками, любить его что есть мочи, из последних сил поднимая раз за разом его уже немалые килограммы. А куда она, мама, перед ребенком денется? Мама знает, что будет, если ее ребенок треснется затылочком об пол. Ребенок знать этого не хочет. И поэтому командовать парадом будет — он.

Власть ребенка и мужчина рядом

Ребенок для матери — источник постоянных хлопот, мужчина — кормилец и любовник. Казалось бы, с точки зрения разума и логики женщина должна в большей степени дорожить мужчиной, мужем, а ребенок для нее оказываться на втором месте. Так ли это? — Правильно, не так. В выборе между ребенком и мужчиной (ой, не дай Бог, не дай Бог, конечно!) современная женщина практически без колебаний выбирает — правильно, ребенка! Ведь она же — мать!

А то, что она еще и жена… Ну, жена… Ну и что? Мать же — важнее? Кроме того, мамой руководит материнский инстинкт.

На самом деле, это не совсем так. Материнский инстинкт обслуживает поведение мамы только в течение первых месяцев после рождения ребенка, далее мама ведет себя так, как она привыкла или как её воспитали.

В традиционных культурах отношение к детям было очень различным и, прямо скажем, не таким возвышенным. Нередко хорошая скотина ценилась больше ребенка, в русских народных сказках не редкий сюжет, когда отец продает своего, приглянувшемуся кому-то, сынка. Смерть ребенка, особенно когда жена постоянно брюхатая, переживалось кратко: «Бог дал — бог и взял». Другой родится. Родился сын — ну ладно, это неплохое прибавление в семью, выкормим — будет работник. Родилась дочь — ну, мать, удружила, лишний рот теперь куда девать…

Кстати, и к сыновьям отношения были не только радостные. Дед Александра Сергеевича Пушкина, Ганнибал, был не просто африканским негром, он был одним из девятнадцати царских сыновей, поскольку царские династии были и на африканском континенте. Так вот, одним из самых ярких воспоминаний его детства была картинка, когда он бегал перед отцом и все трогал своими ручонками. Он был единственным, кто мог это делать: все остальные братья при каждой встрече с отцом были со связанными руками. Почему? Да потому что тогда было совершенно естественно, если любой из сыновей вдруг махнет ножичком и своего отца зарежет. Чтобы царем стать самому. И потому для любого уважающего себя отца тогда было естественно к своим детям относиться как к своим потенциальным убийцам. А чего не связали Ганнибала? Причина проста: он тогда был еще слишком маленький…

Я думаю, что матери, пусть каждая по своему, но любят и любили своих детей всегда, и едва ли за последние два столетия материнская любовь стала сильнее и трепетнее. Материнская любовь была на свете всегда и, видимо, ею всегда и останется. А вот что меняется, так это отношение к этой любви: считать ее чем-то важным или — нет. Как это? Поясню на примере.

Вот девочка очень любит свою любимую куклу и просто не может без нее жить, но кукла едва жива, совершенно истрепалась, и из деревни в городскую квартиру такую замарашку везти уже нельзя (по мнению родителей). Как вы думаете, где проведет свою последнюю зиму эта престарелая кукла? Правильный ответ: «Неизвестно!», потому что в нашей культуре игрушки статус святости еще не получили, и родители ощущают свое право решать этот вопрос совершенно произвольно: «Ну, что ревешь?! Мы тебе другую купим. Барби!» А между собой: «Все равно она ее через неделю — забудет»

И, очень возможны, они даже правы.

Но пройдет, предположим, пару десятков лет, и общественное мнение изменится. Каждый (конечно мало-мальски образованный, а не какой-нибудь совсем дикий родитель) уже будет знать, что основы доброты и нравственности детям закладывают в первую очередь их любимые игрушки, именно они являются стержнем их будущего мировосприятия, отношения к миру и к родителям, и вообще степень цивилизованности общества измеряется его отношением к игрушкам...

Так вот: очевидно, что в этом случае сами чувства детей к своим игрушкам — не изменятся, но настаивать на своих чувствах дети станут не в пример энергичнее. И скоро все будут просто убеждены, что трепетное отношение детей с своим игрушкам есть нечто инстинктивное, природно обусловленное, и если в выборе между родителями и любимой игрушкой ребенок выберет игрушку, то родители, как люди взрослые и сильные, должны отнестись к этому с пониманием. Да? И если аналогия уже понятна, то понятен и вывод: материнская любовь была всегда, а вот общественной сверхценностью стала только недавно — а именно с тех пор, как сверхценностью стали дети. Или, тоже самое по-другому — с тех пор, как ценность мужчины в глазах женщины понизилась. И инстинкты, в том числе материнские, здесь ни при чем.

​​​​​​​Итого. Едва ли можно всерьез утверждать, что сверхценность ребенка для матери является природным инстинктом. Скорее, это феномен современной культуры, ибо дети начали становиться чем-то святым для человечества не так давно, где-то только последние два столетия.

А особенно сильно в развитием женской эмансипации. Что особенно любопытно.

Беседуют две подруги. Одна делится с другой:
– Главное, чтобы рядом был близкий тебе человек!
Отвлекается на мужа: – Рядом! Я сказала, рядом!

Ну да, для большинства современных женщин ребенок важнее мужа, и общественное мнение считает это нормой. Ну и что: может, это только их личное дело женщин? Или — это что-то значит? Как это сказывается на реальных взаимоотношениях в семье?

У меня есть гипотеза, что такая ситуация семье противопоказана. Мне представляется, что это вредно для ребенка, опасно для женщины и малоприемлемо для мужчины.

Во многих современных семьях пирамида власти имеет следующий прелюбопытный вид: внизу — муж, которому жена сообщает его решения. Над мужем — жена, она же мать. А мамой командует — ребенок…

А если присмотреться еще внимательнее, то главнее всех в этой семье оказывается рыжая кошка! Когда она стоит у двери и требовательно мурлыкает, то ей подчиняются все: ребенок прибегает к ней, мама делает то, что кричит ей ребенок, а папа во всем виноват: «Ну что ты не смотришь, ведь сказали же тебе!» Наверное, вы такие семьи наблюдали, и едва ли они вам сильно понравились.

Почему устанавливается именно такая пирамида власти? Причин, возможно, много, но есть гипотеза, что определенную роль в этом играет позиция женщины, для которой ребенок и его интересы оказываются важнее интересов мужа, а то и его самого.

Действительно, что нужно ребенку, знает в первую очередь женщина. Но если ребенок — это Святой, то как относиться к тому, кто сообщает его волю? Правильно, с предельным уважением и пиитетом. Как женщина сформулирует, что нужно ребенку, то в семье и будет. Слышишь, муж?!

Далее: женщины ближе всего к ребенку и самым непосредственным образом заботятся о нем, его обслуживают. Если ребенок — это Святой, то как относиться к тем, кто более всех к нему ближе и в ком он более всех нуждается? Как к жрецам. Роль женщины повышается, роль мужчины — понижается.

Едва ли женщины делают это намеренно, но объективно выходит так, что чем важнее в семье оказывается ребенок, тем больше власти у женщины и меньше власти у мужчины. А на самом верху, напомним, будет рыжая кошка. Мяу!

А как — правильно?

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Мне представляется, что конструктив здесь очевиден: пирамиду следует перевернуть с головы на ноги. В такой, правильно построенной, семье дети слушаются родителей, а папе не надо воевать с мамой, чтобы сформулировать, что и как будет сегодня в этой семье, кто будет кого обслуживать, куда они пойдут и кто чем будет заниматься.

Такая семья вполне устраивает мужчину, потому что нормальные мужчины (а речь идет, естественно, не о всех мужчинах, а только о нормальных, пусть их и не очень много) готовы и брать на себя большую ответственность, и больше работать, если только их любят, ценят и часто им рассказывают, что они в семье самые главные.

Милые женщины, вы же знаете, как эта конфетка для мужчины сладка. Ну так — пользуйтесь!

А самое главное, такая семья оптимальна для детей. Потому что главный вопрос настоящей семьи, это — кем, какими вырастают в семье дети? Им же — жить… Так вот, прикиньте: как, кем вы можете воспитать своих детей, этих милых хулиганов, если власть в семье принадлежит — им? А самовоспитание среди хулиганов, даже самых милых — как-то не распространено.

​​​​​​​Утром детям нужно вставать — а вы знаете, им это не всегда хочется. «Ну пусть еще полежит, видишь, он не выспался!» Хорошо, когда дети с утра делают зарядку. «Ну что ты лезешь со своей зарядкой, ему же не хочется!» Папу отшили, но ведь скоро окажется отшитой и мама: «Иди полоскать горло. — А я не хочу! — Ну тебе же надо! — А я не буду, отстань!» Приехали. И какие перспективы у такой семьи, еще точнее — у такого ребенка? Скорее всего, не лучшие. Трудные перспективы.

Другое дело, когда мама всегда может опереться на помощь уважаемого отца: «Папа сказал — значит, надо!» И ребенок знает, что с замечательным и любимым папой в этой семье не спорят, потому что в этой семье так было всегда. Потому что в этой семье просто такая традиция. Такая же традиция, как в соседней семье всем спорить по любому вопросу.

Итого, для мудрой женщины сверхценностью является не ребенок, а семья, во главе которой — отец. В такой семье дети знают, что их любят, но в курсе, что главные вопросы в семье решают родители, а не дети. А если дети пищат, они получают не что хотят, а по попе.

И мудрая женщина, похоже, может это сделать.